Навстречу будущим зорям - [4]

Автор этих работ был одет в чистую белую рубашку, отглаженные тоже чистые брюки, но был как-то напряжен, чрезмерно нервен. Добро, если бы ему не хватало только денег. ( А кому из нас сегодня хватает денег, ответьте, положа руку на сердце?)

Он как-то особенно агрессивно обратился ко мне с вопросом:

И как вам мои работы? То ли из вечного чувства противоречия, то ли раздираемый сам всевозможными бесами, то ли просто чувствуя необходимость искренней позиции, я ответил:

Что-то не ахти, простите великодушно, но не понравились. И художник, видимо, ожидая подобное, сам чувствуя несостоятельность своих работ, недопроявленность, продолжил:

Вообще-то лучшее у меня не здесь, а дома. Я ведь ерунду продаю. Что не жалко. Впрочем, вот тут у меня... И он подскочил к сумке, тоже валяющейся на траве рядом с работами, и достал два камешка:

Вот, гляньте-ка. Я только подправил то, что сотворила сама природа. На изломе одного камешка, во впадине его хищно мелькнула подправленная масляными красками волчья морда, а на гранях другого были процарапаны и подмалеваны какие-то маски, впрочем, один из образов слегка напоминал буддистскую "восьмерку" лика Николая Рериха. Художник ссыпал камешки обратно в мешок, а я, кивнув на прощание, но, даже не осведомившись о цене ни камешков, ни картинок, затрусил по пыльной тропинке, догоняя свою группу. Сам ли я был опустошен или надтреснут; во всяком случае, глиняный колокольчик моей судьбы давно уже не вызванивал ничего существенного, ничего определенного, тем более победного. Внутренняя немота, отсутствие обусловленной сердечным движением речи, даже отдельного языкового жеста мучили меня, подталкивали к духовным поискам и обессиливали одновременно.

6

Следом были очередные храмовые развалины, скальные осыпи, где по преданию хранились святые мощи, и опять новодельные постройки. Забрели мы и на ферму, где мухи летали размерами с небольших птиц, где молока пришлось дожидаться, зато за ту же двойную-тройную цену поили городской газировкой, квасом, чаем и кормили импортным печеньем.

Моя жена ушла фотографировать на дальнем укосе местную отощавшую кошку. Я жарился на скамейке-бревне, ибо тень кустарника оккупировали энергичные старушки-впередсмотрящие, и вяло пялился на обнаженные по теперешней моде телеса в области пупка рыхловатых молодух, явно не воспринимая объекты внимания, как вдруг откуда-то из-за хлева вывернулся крепко сбитый, надо бы отметить даже жилисто свинченный монах (кажется, игумен по рангу) в черном клобуке и с черной же ременной плетью в руке. Он начал зло выговаривать экскурсоводам за распущенность (в смысле, мол, распустили теток и бебех, оставили без догляду). А один из послушников, продававший газводу и чай, подошел ко мне и осведомился, мол, не курю ли я. Подошедшая следом жена ответила за меня, что, к сожалению, не курю.

Почему, к сожалению? - спросил снова алкающий табачного зелья, но, кажется, понял пикантность ситуации и устыдился. Вернулся назад, за лоток. Я же отправился к полузнакомой полустарухе в таиландской шляпе-веере и выпросил пару сигарет для послушника. Он тут же поблагодарил меня вполне по-светски, но холодно, мельком, хотя ранее куда как цветисто обменивался речепоклонами с нашим экскурсоводом Сергеем, вручив ему, видимо в качестве благодарности за привод покупателей пакетик фисташек. Тут-то я чуть-чуть задумался об обнаженном моторе экономики Валаамского организма (механизма), о властной смазке человеческих отношений. Назад на теплоход мы вернулись куда скорее, нежели тянулись вперед. Пообедали. Я после душа спекся и заснул, отказавшись от послеобеденной прогулки на катере в очередной монастырь. Впрочем, может быть, меня подспудно заставило выбрать объятья Морфея тривиальное желание сэкономить 60 рублей, которые стоила дополнительная экскурсия. А жена отправилась на эту прогулку, общество коллег развлекало её куда больше нежели мое рефлектирующее попугайское балабольство. Поспав часа три, я встряхнулся, сходил в бар, выпил чашечку кофе за 10 рублей, приценился к рюмке коньяка "Мартель" и отступил перед более чем сторублевым барьером. Затем трезво потрюхал на берег в сувенирную палатку, которую приметил ещё днем на обратном пути. Не скрою, хотел купить дочери в подарок хотя бы глиняный колокольчик, который не отважился приобрести в начале островной одиссеи (вполне мог разбить по дороге. Впереди меня (а идти надо было метров 50 - 100) скользила молодая женщина в юбке-штанах, мелькание которых если и не развлекало, то хотя бы отвлекало от чисто философского медитирования. Войдя в палатку, я стал перебирать сувениры, выискивать подходящий по сюжету колокольчик и волей-неволей прислушиваться к разговору продавщицы с прибывшей до меня женщиной, которая, видимо, была не туристкой, а, как и её собеседница, относительной аборигенкой. Разговор шел приглушенный и отчасти зашифрованный. Возможно, именно мое присутствие сковывало знакомок.

Слушай, а что относительно яиц.

Да?

Яиц, я говорю. Надо бы договориться. А то я совершенно загибаюсь.

Каких яиц?

Не знаю. Ну, хотя бы яиц. А то совершенно нет сил. Я только о яйцах и думаю.