— При чем тут я? — взвизгнул Казаков.
Корнилов махнул рукой и вылез из машины.
Подошел Белянчиков.
— Мы сейчас поедем! — сказал шофер. — Вода спадает. Я только карбюратор заменю.
К машине подошли два парня.
— Ну что, ребята, не толкнуть? — спросил один из них. — А то мы раз-два — и толкнем!
— Спасибо, — сказал Корнилов. — Мы и сами можем толкнуть. Да мотор заглох.
— Это ерунда! — словно обрадовавшись, заорал парень. Чувствовалось, что он немного навеселе. — У хорошего шофера мотор и под водой заработает! Саня, подмогнем?
— А чего не подмочь? — басом ответил его приятель. — Мы сегодня уже которую машину вытаскиваем.
— Да нет, спасибо, товарищи, — отказался Корнилов. — Вода вот спала…
— Мы и сами не лыком шиты! — обиженно сказал шофер «оперативки».
— А мы от всей души… — тоже с обидой начал один из парней, но другой перебил его:
— Ладно, Саня. Слышь, мотор зафурыкал, — и, обернувшись к Корнилову, стал рассказывать: — Мы сегодня, как утром на смену пришли, так с завода и не вылазили. Мы ж с Балтийского… У нас воды — ого-го! Аврал! И ничего! Все в ажуре. Нам вода нипочем. Ты не подумай, что мы пьяные. Так, бутылку шампанского с одним «жигулевцем» выпили. Его волна у двадцать первой линии прихватила, а мы помогли. Мы такие! Ну, он и вытащил шампанское. Говорит, девушке вез, но тут — дело святое. А мы не евши целый день. Ну ладно, дай пять. — Он протянул руку Корнилову. Игорь Васильевич пожал ее.
— Товарищ подполковник! — позвал шофер. — Можно ехать.
— Да тут никак милиция? — удивился разговорчивый балтиец. — Тоже авралите?
— Авралим! — отозвался Корнилов и взялся за ручку «Волги».
— Чао! — крикнул тот, кого звали Сашей. — Моя милиция меня бережет!
Машины осторожно, вздымая по обе стороны веера воды, тронулись.
«Как же я недоглядел, как не уберег Васю? — подумал Корнилов и сжал кулаки, вспомнив Игнатия.
— Алло, это хирургическое отделение?
— Да.
— Добрый вечер.
— Уже ночь…
— Скажите, как состояние больного Алабина.
— Он в реанимации.
— Все еще в реанимации?
— Товарищ, у нас некоторые больные неделями там находятся.
— Когда будет известно что-то определенное?
— Позвоните завтра после десяти. В девять консилиум.
— Спасибо. — Корнилов повесил трубку и прошелся по комнате.
Жена, сидевшая в кресле с книгой в руках, подняла голову.
— Ничего нового, — хмуро сказал Корнилов. — Вторые сутки ничего нового.
— Что будет этому хлюпику?
Корнилова удивило, что жена назвала Казакова хлюпиком. Так же, как Истомина.
— Хорош хлюпик, — с ненавистью пробормотал он. — Видела бы ты его в тот момент… Вцепился в деньги клещами. Одной сотенной, кстати, недосчитались, еще, чего доброго, с меня вычтут.
— Не распаляйся.
— По-твоему, я должен улыбаться?
Корнилов наконец перестал ходить по комнате и сел в кресло. Сидел молча, задумчиво глядя на жену.
— Сколько этому монстру даст суд, не знаю. А Вася Алабин умереть может.
— Ты-то в этом не виноват.
— Виноват, Оля, виноват. У меня в молодости похожий случай был. Так меня, салагу, Николай Иванович Мавродин грудью заслонил. А я вот даже на его похоронах не побывал.
— Игорь! — Оля смотрела умоляюще.
— Ладно, Оленька. Не будем о мертвых.
— Алло, это хирургическое?
— Да.
— Доброй ночи.
— Уже утро.
— Скажите, как состояние больного Василия Алабина?
— Пока без изменений…
1976 г.
