Наветренная дорога - [4]

Некоторые герпетологи опубликовали отчеты или упомянули в своих трудах об остеологии ридлей, но подавляющее большинство специалистов по пресмыкающим­ся никогда не видели ридлей и считали, что черепаха Кемпа низший, если только не ложный вид, не заслуживающий того, чтобы проливать пот над его изучением.

Стью держался иного мнения, а я с глубоким уважением отношусь к его проница­тельности; поэтому я и решил отправиться в здешние края и посмотреть в натуре на эту вспыльчивую черепаху. И возможно, что причиной моей длительной привязанно­сти к ридлеям являются воспоминания об этой незабываемой поездке к прибрежным мелям.

Моя жена отправилась со мной. В те годы мы были молоды, а здешнее взморье не было еще чьим‑то недвижимым имуществом, как это стало теперь; тогда здесь мож­но было встретить всего лишь нескольких сунувших сюда нос чужаков. Большинство местных жителей были потомками багамцев и англичан, промышлявших здесь чере­пах сотню–другую лет назад.

В те дни вы могли ловить здесь любую рыбу, какую только хотели, и для этого во­все не надо было фрахтовать специальную лодку. Рифы были почти нетронутыми, а груперы и бельдюги буквально хватали вас за рубашку. Даже луцианы держались очень просто. Плавая в каком‑либо проливчике или около кораллового выступа, вы могли наловить столько желтохвосток, что улов покрыл бы дно вашей лодки, или на­полнить ее пестрым грузом анизостремусов, королевских спинорогов, рокхиндов или испанских хогфишей. А если плохая погода гнала вас домой, то всегда можно было вдоволь наловить хэмулид, которые очень хороши с овсяной кашей. Да и хэмулиды здесь вдвое крупнее обычных, и на вкус они очень приятны.

Вам стоило только поболтать приманкой в проливе — и появлялась морская щука, всегда сопутствующая косякам тарпонов, идущих из Баия–Онда, или же полазить по известковым отмелям, чтобы обнаружить косые тени альбулей, мирно снующих в по­исках корма. И если у вас имелась некоторая сноровка, один из них становился ва­шей добычей, и тогда жизнь казалась совсем другой.

В те годы отмели были прекрасны сами по себе, даже вне связи с таившимися в них загадками природы. Прибрежные дороги уже существовали, но здесь не ощуща­лось ни малейшего признака того, что когда‑нибудь прибрежные острова сделаются пригородами Майами. Право, этого нельзя было заметить, но вместе с тем вы пони­мали, что это неминуемо произойдет.

Вы знали, что когда‑нибудь эта прелестная бухта наполнится брюзжащими крити­канами, что берега сделаются лежбищами для людей и свалкой оставленного ими мусора, а солнечные закаты испоганит свет неоновых ламп. Одним из первых исчез­нет старый крокодил, живущий в норе слишком близко к шоссейной дороге, а рыбы повсюду станет мало, и она будет боязливой. Даже старые серебряно–седые стволы красного дерева уползут, словно змеи, в столярные мастерские, а из узорчатых, как рисунок на гемме, и завивающихся, как улитки, ветвей ямайского кизила будут де­лать шершавые гамаки.

Не изменятся только очертания и расположение островов. Синие воды Гольфстри­ма будут всегда плескать у восточных берегов полукружием лежащего архипелага; сохранятся кажущиеся неправдоподобными сочетания красок в бухтах; останутся теплые, кружащиеся воронками известково–белые воды, смыкающиеся с каждой те­нью переливами цветов — от бирюзового до темно–зеленого и молочно–нефритово­го. Тысячи крошечных островков, заросших по берегам мангровыми деревьями, останутся здесь вместе с огромными черными губками, и крупные морские окуни бу­дут искать среди них убежища от рыболовов, восседающих на старом паромном при­чале. Кое‑что останется…

В тот год Марджи и я приехали сюда, чтобы посмотреть на ридлей, о которых упо­минал Стью. Отмели были такими чудесными и нетронутыми, что мы даже не обиде­лись на построенную здесь дорогу, по которой, кстати говоря, сами приехали. Никто на свете так не обижается на появление признаков человеческого прогресса, как на­туралист, особенно если он молод. Я хорошо помню, как страстно мы тогда желали, чтобы отмели навсегда были отданы солнцу и ветру, хохлатым белым голубям, крас­новатым енотам и маленьким ланям, а также небольшому числу чуждых суете людей с такими же именами, как Лоу, Томпсон, Суитинг. И конечно, нам.

Помню, как Марджи спросила меня тогда, неужели я буду столь бессердечным, что откажу моему здешнему приятелю в удовольствии угостить нас супом с устрицами. И я сказал: «Будь я проклят, если этого не сделаю, так как во всем мире можно найти такой же устричный суп, а мой приятель уж слишком им возгордился». А нынче, всего лишь двадцать лет спустя, вы можете обшарить весь архипелаг и не найти ложки этого супа. Да и устриц не найдете, хотя вам знакомы укромные уголки, в кото­рых они прячутся. Их нет, как нет больше крабов и легкой ловли рыбы.

Но ридлеи до сих пор здесь, и нам пора вернуться к ним.

Мы едва успели бросить вещи на койки в одной из хижин Стью, как он повел нас дальше, и мы очутились в лодке вместе с двумя жителями острова Матакамбе — не­ким мистером Ионой Томпсоном и его взрослым сыном, чрезвычайно на него похо­жим.