Наветренная дорога - [31]
По этой причине я и намеревался засветло попасть в Сент–Анн, и поэтому поездка на восточное побережье для статистической переписи морских черепах была полна особого интереса.
Наветренное побережье между Матло и Гранд–Ривьер представляет цепь мысов, разделенных небольшими песчаными полукружиями бухт. Я останавливался и осматривал эти маленькие песчаные полоски не столько в надежде обнаружить следы черепах, сколько потому, что мне не под силу безразлично пройти мимо любого берега. А еще и потому, что в это спокойное утро было так приятно ходить по прекрасным чистеньким полукружиям, обрамленным темным лесом. Невысокие утесы бросали косые тени на узкие бухты, а рассыпавшиеся мелкие камни хрустели под ногами.
Как вы уже знаете, я шел в основном ради собственного удовольствия, однако в Сан–Суси я обнаружил много старых черепашьих следов — слишком больших для бисс, слишком узких и мелких для кожистых черепах, но вполне подходящих для зеленых или логгерхедов. Я нашел два гнезда: одно затерялось среди следов людей и ослов, а другое было разрыто, и яйца из него похищены. Берега у начала бухт — плохие места для поисков черепашьих гнезд, но их очаровательное уединение не позволяет безразлично проехать мимо.
Добравшись до реки Шарк, я остановил машину возле моста и поставил ее на широкой обочине дороги, ведущей к Матло, как раз на том самом месте, где предыдущей ночью видел сверкающий глаз. Я вышел из машины и осмотрел место, которое при дневном свете выглядело совсем по–иному. Ущелье было более глубоким, чем казалось ночью при свете электрического фонаря, а расстояние до реки, продолжавшей грохотать после вчерашнего дождя, еще больше.
Прошлой ночью я ехал по этой дороге, ливень близился к концу, и, сидя в машине, я услыхал грохот реки раньше, чем показался мост. Когда лучи моих фар осветили настил моста, я увидел возле перил светящийся маленький глаз, похожий на раскаленный кусочек угля. Он горел красным светом, но слишком сильным для лягушки и чересчур слабым для крокодила, каймана или светлячка. Он не мог принадлежать пауку, так как был большим по размеру, в нем было мало теплоты, присущей глазу козодоя, и недостаточно желтого или зеленого цвета для глаза любого млекопитающего. Вот все, что я мог увидеть при свете фар моего автомобиля.
Затормозив изо всей силы, я съехал на обочину. Погасив фары, достал пятибатарейный охотничий фонарь. Под узким пучком света глаз засверкал по–новому. Но все же я никак не мог подобрать в памяти ни одного глаза, с которым его можно было сравнить. Усевшись рядом, я продолжал следить и размышлять, но вскоре обнаружил, что глаз движется. Как бы медленно он ни передвигался, я мог на расстоянии пятидесяти ярдов безошибочно определить, что он настойчиво пересекает мост. Но пересекает не в обычном смысле этого слова, как намеревался сделать я, то есть из конца в конец, а поперек — от одних перил к другим. Такое пересечение моста показалось мне странным, ибо опоры, под которыми в темноте ревела взбесившаяся от ливня река, были высокими.
Как бы ни было нелепо поведение непонятного существа, более всего меня огорчала собственная неспособность определить, кому этот глаз принадлежит Сверкание глаз диких животных всегда меня привлекало, и умение их определять было одним из моих достижений.
Конечно, вы вправе считать это достижение небольшим, но ведь я никогда и не утверждал, что оно поднимает мой профессиональный или культурный уровень. И вместе с тем мне бывает очень не по себе, если я не могу узнать хозяина светящегося глаза или в крайнем случае определить его таксономическую категорию.
Итак, загадочный глаз на мосту бросал мне вызов, и я сидел, мучительно и бесплодно размышляя о том, что он не подходит ни под какую область моих знаний или воображения. Трудность усложнялась расстоянием, которое было слишком велико, чтобы судить, насколько светящаяся точка поднята над уровнем настила моста. Нельзя было понять, какова высота туловища животного — дюйм или ярд; но, даже узнав это, нельзя было найти ответ, так как для него не было обоснований. Существо, которому принадлежал глаз, было лишено отличительных признаков и находилось вне своей обычной среды.
В негодовании я прекратил размышления и, тщательно -нацелив луч фонаря на мерцающий огонек, направился к мосту, чтобы выяснить причину моего конфуза. Подойдя вплотную, настолько близко, что мог прикоснуться к светящемуся глазу, я обнаружил, что он принадлежит креветке.
Теперь вы понимаете, насколько все было вопреки рассудку и не по правилам! Я видел сотни глаз креветок разных пород, но они всегда находились под водой. Там они тоже светились, но слабо и нежно; да и окружающая среда позволяла предполагать, что перед вами креветка. Мне доводилось ловить креветок, похожих на эту (это была, по всей вероятности, пильчатая креветка), но они всегда были декоративно прикрыты чистой водой. Никогда я не видел их двигающимися в сторону моря по зыбким устоям моста, перекинутого через бегущий с гор поток пресной воды. И ни разу я не встречал креветку, разгуливающую по мосту под прямым углом к дорожному движению. Говоря по правде, здесь нет дорожного движения, но если бы оно и было, то шло бы под прямым углом. Я выжал из себя все доводы в собственное оправдание, и, хотя мне стало чуть легче, все же почувствовал себя уязвленным.
Когда в 1492 году каравеллы Колумба впервые пересекли океан, одним из чудес Нового Света, глубоко поразившим воображение моряков, были встреченные ими в Карибском море бесчисленные, мешавшие передвижению кораблей стада черепах. В настоящее время от былого изобилия не осталось и следа… Известный американский зоолог, профессор Флоридского университета Арчи Карр посвятил изучению жизни черепах, вопросам их миграции многие годы. Он и энтузиасты-зоологи поставили перед собой задачу — сохранить морских черепах как живой памятник прошлых геологических эпох.
О забавных приключениях людей и зверей в Центре по спасению животных, о полной забот будничной жизни небольшой фермы в английском графстве Сомерсет, о печальных и даже драматических событиях, которые, к сожалению, там тоже случаются, рассказывает эта добрая, ироничная, веселая и одновременно грустная книга английской писательницы, пронизанная искренней любовью к природе.
Николая Николаевича Дроздова — доктора биологических наук, активного популяризатора науки — читатели хорошо знают по встречам с ним на телевизионном экране. В этой книге Н.Н.Дроздов делится впечатлениями о своём путешествии по Австралии. Читатель познакомится с удивительной природой Пятого континента, его уникальным животным миром, национальными парками и заповедниками. Доброжелательно и с юмором автор рассказывает о встречах с австралийцами — людьми разных возрастов и профессий.
Автобиографическая повесть «Птицы, звери и родственники» – вторая часть знаменитой трилогии писателя-натуралиста Джеральда Даррелла о детстве, проведенном на греческом острове Корфу. Душевно и остроумно он рассказывает об удивительных животных и их забавных повадках.В трилогию также входят повести «Моя семья и другие звери» и «Сад богов».
Книга известнейшего писателя-натуралиста Бернхарда Гржимека содержит самую полную картину уникальной фауны Австралии, подробное описание редких животных, тонкие наблюдения над их повадками и поведением. Эта книга заинтересует любого читателя: истинного знатока зоологии и простого любителя природы.