Навеки моя - [65]

– Ты не считаешь, что она могла впутаться… в историю? – спросил Причард.

– Совершенно исключено. Поговори с ней, дай ей шанс объясниться. Я бы назвал это честным, а не грубым поступком. И я уверен, что ты пойме1пь, говорит ли она правду или нет.

Это была ложь; Бартоломью не дал бы и гроша ломаного за способность юноши распознать правду. Во всяком случае, недомолвки и увертки своей тетки Причард не распознавал никогда. Но стоило сыграть на самолюбии юноши, чтобы предотвратить эту последнюю попытку Хестер помешать завтрашней свадьбе.

Причард ухмыльнулся.

– Ты прав, дядя Барт. Я поговорю с Эри сегодня вечером, – он уставился в пол, щеки его залила краска. – А ведь она красивая, правда? Большего я не мог и желать, честное слово! В ней есть какая-то свежесть, которая не позволяет предположить, что она может сделать что-либо недостойное.

В другое время мысль об Эри как о чопорной, благопристойной деве вызвала бы у Бартоломью, улыбку, но интимный, собственнический тон Причарда заставил его сжать кулаки. Он повернулся спиной к лестнице и начал медленно спускаться, стиснув зубы, чтобы не взорваться. Но так просто уйти ему не удалось.

– Подожди, – позвал его Причард. – Я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.

Бартоломью закрыл глаза и потер затылок, где начинала пульсировать боль.

– О чем?

Причард снова был на ногах, он взволнованно расхаживал по узкому пространству между столом и дверью. Бартоломью охватила паника, когда шестое чувство подсказало ему, что юноша собирается спросить его о чем-то очень личном.

– Я не знаю, как сказать, но… – Причард беспомощно поднял руку и выпалил остальное – я никогда еще не был с женщиной, поэтому мне нужны какие-нибудь подсказки или…

Черт возьми!

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, как…

– Святой Гектор! Дядя Барт, я провел достаточно времени с животными и не раз слышал, как говорят об этом мужчины, так что знаю, как это делается. Но как мне к ней подойти? Я имею в виду, знает ли она, что от нее требуется, или я сначала должен ей все объяснить? Должен ли я надеть ночную рубашку или…

У Бартоломью заныло сердце при мысли о том, что в брачную ночь его нимфу будет неумело лапать мужчина, который, благодаря Бартоломью, был более невинным, чем она сама. Ради нее он должен дать юноше несколько советов, но это будет самой тягостной обязанностью, с которой когда-либо сталкивался Бартоломью.

Причард грыз ноготь и разговаривал сам с собой, уставясь в пол.

– Я думаю, что если свет не будет гореть, я могу лечь в постель голым. Она, конечно, наденет ночную сорочку, – подняв голову, он добавил:

– Следует ли мне снять с нее сорочку, или мы должны проделать это одетыми? Правильно ли будет, если я дотронусь до нее? – на юном лице Причарда отражались смущение и страдание. – Я не хочу испугать ее, дядя Барт, но я никогда еще не видел женщины. Обнаженной, то есть. И я хочу ее увидеть. И еще я хочу потрогать ее.

Каждое слово, как нож, вонзалось в сердце Бартоломью. Он старался держаться в тени, зная, что вся кровь отхлынула у него от лица и оно по цвету могло сравниться с выбеленными стенами вокруг него. На него нахлынули воспоминания: мягкость полных грудей Эри, вкус ее розовых сосков, запах ландыша, сладкое благословенное тепло между ее бедер. Тело его отреагировало незамедлительно, вызвав прилив крови в паху. Затем перед ним возник образ Причарда, ласкающего ее неуклюжими, невежественными лапами, влезающего на нее…

Бартоломью тряхнул головой, чтобы отогнать кошмарные видения, и глубоко втянул воздух, пытаясь овладеть собой.

– Она будет знать, чего ожидать, Причард. Просто не торопи ее и не торопись сам; убедись, что она готова и возбуждена, —прежде чем…

– Убедиться, что она возбуждена? Но я так понимаю, что приличные женщины не ощущают ничего, кроме отвращения, когда мужчина берет их.

Бартоломью вздохнул/

– Не думаешь ли ты, что они не способны чувствовать? Они могут получать такое же удовольствие от секса, как и мы. Просто им надо уделить больше внимания и подготовить их.

Причард нахмурился в явном затруднении.

– Но как я узнаю, что она готова?

Внутри у Бартоломью все кипело от необходимости вести такой интимный разговор с мужчиной, которому суждено стать мужем Эри. Если бы у Бартоломью был сын, однажды ему пришлось бы завести подобный разговор, но тогда все было бы по-другому. И, поскольку у него никогда не будет своих детей, – еще одно обстоятельство, о котором он так сильно сожалел, – у него не было нужды практиковаться.

– Ты потрогаешь ее пальцами, – сказал он холодным тихим тоном, который показал бы более дальновидному человеку, что он почти потерял терпение.

У Причарда глаза полезли на лоб:

– Вы имеете в виду… пощупать ее? Там, внизу?

– Да, Причард, именно это я и имею в виду.

– Ощутить что?

– Естественную увлажняющую жидкость, которую выделяет ее тело во время подготовки к акту. Если ее не будет, целуй ее, ласкай ее, шепчи ей, какая она красивая. Делай то, что кажется естественным. И в будущем избавь меня от этих расспросов.

С этими словами Бартоломью затопал вверх по ступенькам, не дожидаясь новых вопросов. Его шаги на металлической лесенке гулко звучали в восьмиугольной башне, и лишь когда дверь за ним захлопнулась, Бартоломью остановился и, крепко ухватившись за перила, закрыл глаза и стал молиться, чтобы Господь дал ему силы.