Навеки моя - [139]

Она знала, что в полночь ей снова придется идти за керосином. Сейчас, в шторм и туман, маяк горел день и ночь, расходуя гораздо больше топлива, чем обычно, когда днем огонь тушили. Ее дорога будет холодной, мокрой и опасной. Сначала она хотела обмотаться в одеяло, но потом подумала, что сухое одеяло понадобится ей больше, чем та защита от дождя и холода, которую можно достичь лишь на короткое время.

Ей показалось, что прошла вечность, когда она наконец втянула ведра с керосином внутрь маяка и упала на пол от усталости. Понимая, что она должна быстро сменить одежду и согреться, Эри поднялась уже через несколько секунд и попыталась найти одеяло. Всю ночь она беспокоилась о своих пациентах, которые остались в доме совсем одни, но резкий ветер и отсутствие одежды делали крайне затруднительной любую ее попытку добраться до дома до того, как стихнет шторм.

В предрассветный час она проснулась, почувствовав, что линза перестала вращаться.

– Пожалуйста, – кричала она в изнеможении и растерянности, – не надо больше проблем!

Но никто ее не слушал. Она заново завела механизм, но он не заработал. Линза так и осталась без движения. После нескольких минут безрезультатной работы Эри осознала, что линза может вращаться, только когда она сама будет вращать ее вручную.

Рассвет принес только небольшое прояснение неба и никакого облегчения в ее труде. Шторм немного поутих, но не настолько, чтобы она могла покинуть маяк.

Мышцы ее натруженных рук болели, как и ушибленное бедро, на котором появился огромный синяк. Занозы от деревянного мостика, ожоги от веревки, за которую она держалась, и ссадины от битого стекла жгли ее руки так, что она не могла ни к чему прикоснуться. Бессонница и беспокойство за Причарда и Сима не давали ее сомкнуть глаза. Веки болели так, как будто кто-то засыпал под них песок. Но она все равно поворачивала, поворачивала и поворачивала фонарь.

Когда ей захотелось в туалет, то она остановила движения линзы и сбежала вниз на второй этаж. Потом она выпила немного воды, запасы которой хранились на маяке, и снова потащила свое уставшее тело вверх по ступенькам.

Дождь монотонно стучал по металлической крыше и стеклянным окнам, но ветер был уже не такой сильный, как в предыдущие дни. Эри размышляла, стоит ли ей потушить маяк, когда услышала далекий звук. «Опять дух Хестер», – сказала себе Эри. Но голос был глубокий и мужской, а не высокий и пронзительный, какой был у Хестер.

Кто-то выкрикивал ее имя.

И лай. Она услышала собачий лай. Отвернувшись от линзы, она всматривалась вдаль сквозь легкую дымку. Там, по мостику, шли два человека и Аполлон.

Оба они показались ей знакомыми, но это были не Причард с Симом. Один был плотный, а второй высокий и…

Слезы брызнули у нее из глаз, сердце ее наполнилось радостью, а его имя застыло у нее на губах. Она припала лицом и ладонями к запотевшему стеклу, как в детстве, и беззвучно зарыдала.

Бартоломью! Бартоломью! Бартоломью!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

При виде Бартоломью, идущего к маяку, Эри забыла о своей порванной одежде. Она забыла о навалившихся на нее обязанностях смотрителя, забыла о боли, которую причиняло ушибленное бедро, о стертых коленях, о поцарапанных руках. Забыв обо всем и только помня о своей отчаянной любви к нему, Эри сбежала вниз по ступенькам и открыла дверь. Не чувствуя ни яростного ветра, ни ледяного дождя, она побежала дальше по деревянным ступенькам, ведущим к верхнему утесу.

Он увидел ее и помахал ей рукой.

– Господи, – прошептал он, глядя на растрепанную женщину, бегущую к нему. Та немногая одежда, которая еще оставалась на ней, была порвана и перепачкана. Ее волосы беспорядочно ниспадали на ее обнаженные плечи и спину. Рубашка на одном бедре была разорвана, а на коже виднелся большой красновато-коричневый синяк. У Бартоломью в голове появилась ужасная мысль: «Похоже, она упала с этого проклятого утеса, а потом долго выползала наверх».

– Иди к ней, – сказал человек, стоящий рядом с ним.

Бартоломью колебался.

– Но вы…

– Сейчас она видит только тебя. Иди к ней, я подожду тебя здесь. Мне кажется, что за последнее время это не первый шок, который она переживает. Но мы постараемся, чтобы этот принес ей больше радости, чем предыдущие.

Эри бежала к нему навстречу, вытянув вперед руки, и звала его. Не говоря больше ни слова, Бартоломью побежал к ней.

Эри вся светилась от счастья. Даже теперь, забрызганный и неухоженный, он казался ей таким прекрасным, что ей хотелось рыдать от радости. Такой большой, сильный и живой! Он не бросил ее. Он был здесь, он пришел за ней и принес ей покой, защиту и радость. Через минуту она оказалась в его больших, сильных и теплых руках.

– Бартоломью! О Господи, это ты, это действительно ты!

– Да, моя маленькая нимфа, это действительно я.

Бартоломью сильно прижал ее к себе и закрыл глаза, позволив своему телу и душе наслаждаться теплом ее тела. Он захотел еще раз убедиться, что она жива и здорова. Эри обняла его за талию, и та сила, с которой она прижималась к нему, лучше всяких слов говорила, что ее чувства к нему не изменились с их последней встречи. После долгой паузы он слегка отстранился от нее, чтобы посмотреть ей в лицо. Слезы вперемешку с каплями дождя текли у нее по щекам, но она улыбалась все той же очаровательной улыбкой, которая сводила его с ума.