Наваждение - [8]

- Жаль, жаль.

- А сказать, почему не позвала?

- Скажи.

- Потому что ты ее оскорбил.

- Так ты знаешь, оказывается?

- Мне Джун Мастерсон сказала. Она стояла у тебя за спиной.

Джулия прошла мимо дивана мелкими шажками; Франсис знал, что эти шажки у нее - признак гнева.

- Да, я оскорбил ее, Джулия, и притом намеренно, Не терплю я ее "годовщин" и рад, что она не позовет нас больше.

- А об Элен ты подумал?

- При чем тут Элен.

- Именно миссис Райтсон решает, кого приглашать на балы.

- И Элен, чего доброго, не станут приглашать?

- Да.

- Об этом я не подумал.

- Конечно, где тебе подумать! - воскликнула она, погружая кинжал по рукоять в эту щелку в его броне. - Меня просто бесит глупая твоя бездумность, которая калечит всем жизнь.

- Я еще никому не искалечил жизни.

- В Шейди-Хилле все решает миссис Райтсон, уже сорок лет решает. И в таком обществе, как здешнее, ты смеешь распоясываться, позволять себе наглости, вульгарности и оскорбления.

- Манеры у меня самые светские, - сказал Франсис, пытаясь обратить все в шутку.

- Черт бы побрал твои манеры, Франсис Уид, - бросила Джулия ему в лицо, точно плевок. - Я годами создавала то общественное положение, которое мы здесь занимаем, и я не стану молча смотреть, как ты его разрушаешь. Когда ты поселился здесь, то понимал ведь, что нельзя будет жить пещерным медведем.

- Должен же я выражать свои симпатии и антипатии.

- Антипатии можно скрывать. А не ляпать по-ребячьи, что и когда вздумается. Если не хочешь, чтобы общество сторонилось тебя, как прокаженного. То, что все нас приглашают, не с неба свалилось. То, что у Элен столько подруг и друзей, не с неба свалилось. А понравится тебе субботние вечера проводить в киношке? А понравится тебе все воскресенья торчать в саду, сгребая гнилые листья? А понравится тебе, если твоя дочь будет вечерами сидеть у окна и слушать, как играет музыка на балу, куда ее не пригласили? А понравится тебе...

И тут Франсис совершил поступок, не столь уж, в конце концов, необъяснимый, ибо от слов Джулии вырастала между ними такая мертвяще глухая стена, что он задохнулся, - он ударил ее в лицо. Она пошатнулась, но секундой позже словно успокоилась. Пошла наверх, в спальню. И дверью не хлопнула. Когда через несколько минут Франсис вошел туда, она укладывала чемодан.

- Джулия, прости меня.

- Это уже не имеет значения, - ответила она. Присев на корточки у чемодана, она плакала.

- Да ты куда собралась?

- Не знаю. По расписанию в одиннадцать шестнадцать есть электричка. Поеду в Нью-Йорк.

- Никуда ты не поедешь.

- Оставаться здесь я не могу. Это мне ясно.

- Я прошу прощения за инцидент с миссис Райтсон и за...

- Не в миссис Райтсон дело.

- А в чем же?

- Ты меня не любишь.

- Нет, люблю.

- Нет, не любишь.

- Я люблю тебя, Джулия, и я хочу, чтобы у нас было как раньше, чтобы была нежность, и веселье, и тайна, но в доме у нас так людно теперь.

- Ты меня ненавидишь.

- Нет, Джулия, нет.

- Ты и сам не знаешь глубины своей ненависти. Она, видимо, подсознательная. Ты не понимаешь, как ты ко мне жесток.

- Жесток?

- Этими жестокостями твое подсознание выражает свою ненависть ко мне.

- Какими жестокостями?

- Я терпела их, не жалуясь.

- Назови их.

- Ты не сознаешь, что делаешь.

- Назови же их.

- Твоя одежда.

- То есть?

- То есть твоя манера разбрасывать всюду свою грязную одежду, чтобы этим выразить подсознательную ненависть ко мне.

- Не понимаю.

- Грязные носки, грязные пижамы, и грязное белье, и грязные рубашки! Она встала с корточек, приблизила к нему лицо; глаза ее сверкали, голос звенел от волнения. - Я говорю о том, что ты так и не приучился ничего вешать, класть на место. Так все и оставляешь на полу, чтобы унизить меня. Ты это нарочно! - Она упала на постель и зарыдала.

- Джулия, милая! - сказал он, но, чуть только коснулся ее плеча, она вскочила.

- Оставь меня. Я должна уехать. - Она прошла мимо него к шкафу, вынула оттуда еще платье. - Я не беру ничего из подаренного тобой. Оставляю и жемчуг и норковый жакет.

- Ох, Джулия!

Она стояла, нагнувшись к чемодану, - такая беспомощная в своем самообмане и неведении, что его замутило от жалости. Она не знает, как бездольна станет ее жизнь без него. Не знает, как томителен бывает рабочий день для женщины. Не знает, что ее знакомства почти все связаны с ее положением жены и дамы - и оборвутся тут же. Не знает, как ездить, жить в гостиницах, не смыслит в денежных делах.

- Джулия, никуда я тебя не пущу! Ты просто не понимаешь, что стала от меня зависима.

Она вскинула голову и, закрыв лицо руками, переспросила:

- Это я-то от тебя зависима? Я не ослышалась? А кто говорит тебе, когда вставать и когда ложиться? Кто готовит тебе, Франсис Уид, кто убирает за тобой, принимает и угощает твоих друзей? Если бы не я, ты ходил бы в засаленном галстуке и в изъеденном молью костюме. Без меня ты был один как перст и будешь один как перст. Когда моя мама спросила тебя, кому с твоей стороны послать свадебное приглашение, большой ты ей список составил? Четырнадцать человек еле наскреб.

- В Кливленде я был приезжим, Джулия.

- А сколько твоих друзей пришло тогда в церковь? Два человека!