Навь - [4]

— Ну, здравствуй, отрок. Говори.

— Чего говорить? — не понял он.

— К нам с пустяками не ходят, Лихослав.

Славка так поразился расшифровке своего имени, что не нашелся, что ответить. И вообще, по правде говоря, ему было страшно. Славка попытался припомнить свои беды. Ну, с Димкой разругался. Йоська в дневник записала. Все это были мелочи, внимания не достойные.

— Я сюда случайно попал, — честно сознался он.

Женщина глядела на него снизу вверх, откинув голову. Славка смутился под ее взглядом, уронил збанок и стал сосредоточенно тереть исцарапанный локоть. И пока тер, вдруг сообразил, где слышал ее голос. На мосту. И после…

— Это вы Димку копьем по голове шандарахнули?

Славка прикусил язык. Мамочки, что он несет? В траве вдруг блеснуло вороненое ложе самострела. Женщина задумчиво погладила его рукой.

— Странно ты выражаешь свои мысли, отроче. Но, по сути, ты прав.

Славка почти успокоился: если не убили за дерзость сразу, то уже не убьют, — и попросил:

— Не зовите меня отроком, пожалуйста.

У костра рассмеялись:

— Хороший мальчонка, зубастый!

Славка вдруг увидел вокруг себя лица — усатые и безусые, веселые и мрачные, но все славные, живые. От костра вкусно потянуло щами, Надия громко стукнула ложкой. Славка почувствовал себя здесь почти своим. И только у той, что с ним говорила, лицо было мертвое.

Надия налила Славке полную миску, и он глотал, обжигаясь, а повариха смотрела, подперев щеку ладонью, и сердобольно вздыхала. Другие тоже ели, подсмеивались, нахваливали щи, и Славка удивился, что навь ест, как люди. Только та отказалась, опять была не как все. Сидела на плаще, гладила самострел, а где-то высоко над ее головой висела острая звезда. Потом Славка, кажется, задремал. И сквозь сон пробилось к нему: Карна — как удар надтреснутого колокола. Он с трудом разлепил веки. Навье воинство седлало коней. Кто-то встав на колени, помогал женщине натянуть сапоги. Она вдруг застонала.

— Останешься? — спросил мужчина тихо, помогая ей встать.

— Нет.

Славке показалось, что он видит недозволенное. Он старательно прикрыл глаза.

Снилось ему кладбище — то, где похоронили деда. Старое, которых теперь и не осталось вовсе. Дорожка между бревенчатых, без окошек, стен, крытые тесом крыши, а за ними холм, высокие редкие сосны с черными кронами, и между сосен кресты. Обомшелые, почерневшие от непогоды, наклоненные, а то и вовсе поваленные. Даже не кресты, каплички (часовенки) — столбики под двускатными крышами, в нишах иконы. На перекладинах качаются выцветшие ручники, засохшие венки, пучки бессмертников. На земле под крестами слежавшаяся иглица, сквозь нее проклюнулась трава, в низинке темное озерцо воды. Иглица глушила шаги, и он почти не боялся, что идущая впереди женщина его услышит.

Взойдя на холм, она остановилась.

Полоска зари догорала справа, за частым лесом; небо там было светло-голубое, почти бесцветное, а левей, к востоку — густо-синее, и на нем проступали звезды. А одна, давно знакомая, огромная, стояла над ее головой. Мерный шорох сосен убаюкивал, а очнувшись, Славка вдруг заметил, что вместо крестов стоят на холме всадники — тени на высоких конях — и их тяжелые плащи опадают по обе стороны седел, и месяц блесит на копейных остриях. И тогда Славка услышал ее голос:

— Не могу. Вы мертвые, а я живая. Я даже не знаю, встретимся ли мы потом.

И наступило молчание.

— Не могу! Не могу без вас! Возьмите…

Где-то ударил надтреснутый колокол.

Ночь протечет, и мы уйдем

во тьму,

во тьму…

Сами ли собой сложились в голове у Славки эти слова или он услышал их сейчас?.. Всадник принял женщину на седло. И, на ходу выстраиваясь по трое в ряд, навьи двинулись мимо мальчишки по проселку, белому от месячного сияния. Славке почудилось, что они видят его, он застеснялся, попятился, запнулся о какой-то корень и, опрокидываясь на спину, услышал:

— Лихослав, чертушка! Ты в школу будешь собираться?

Вздрогнув, Славка распахнул глаза и полубессознательным голосом вопросил:

— Дмитрий, а что такое «Карна»?

По горькому опыту зная, что от Славки так просто не отвяжешься, брат стал нудно объяснять то, что он помнил из «Слова о полку Игоревом…» о славянской мифологии.

— Все. А теперь в ванную и завтракать. Марш, марш! — и подумал, что дите чересчур увлеклось этой самой мифологией, а Йоська, черт, Елена Иосифовна, опять намекала, что Дмитрий забросил воспитывать брата. Карна! Надо же! «Ох уз эти всадницки!..» — скопировал он интонации любимого мультика и расхохотался.

Глава 4

Кричала, надсаживая горло, срывая голос. Коротко тренькали тетивы. Бухали конские копыта, расплескивая воду и грязь. Валились, надламываясь, измызганные кусты.

— Упредил кто-то… эх! — с горьким сожалением.

Сухо и страшно хряснуло под копытами.

Бежать, как заяц, петляя и волоча ногу… Бежать?!

Кони шли по ней с глухим чавканьем, сминали, били по рукам, заслоняющим грудь. Розовая пена лопалась на губах вместе с дыханием. Она все старалась отклонить голову от занесенного заляпанного грзью копыта, вжаться, втиснуться щекой в болотную жижу. Ударило вскользь, содрало кожу на виске. Серебряные гвоздики на подковах…

— Огневица прикинулась…