Наука плоского мира IV: Судный день - [54]

Это тот самый случай, когда Pan narrans настолько увлекается интересной историей, что забывает первоначальную причину, по которой эта история появилась на свет. Совпадение, которое она должна была объяснить, потерялось из вида, а на смену пришел новый сюжет, в котором совпадение стало играть закулисную роль. Правда, теперь примат-рассказчик переосмысливает историю целиком и на сей раз уделяет должное внимание ее сюжету.

Самый масштабный вопрос о первопричинах, с философской точки зрения, касается происхождения Вселенной, и им мы займемся в 18-й главе. Но если отложить его в сторону, то место самого загадочной, и притом гораздо более личной, первопричины следует отдать происхождению жизни на планете Земля.

Как мы здесь оказались?

Наша неспособность создать жизнь с нуля или хотя бы понять, как «она» устроена, побуждает нас полагать, что для зарождения жизни природа была вынуждена совершить нечто по-настоящему феноменальное. Эта уверенность, возможно, соответствует действительности, но, с другой стороны, может оказаться заблуждением, поскольку сложный мир не обязательно должен быть доступным для понимания с точки зрения простых понятий. Возможно, что жизнь становится практически неизбежной, как только смесь потенциальных ингредиентов приобретает необходимую насыщенность, и нет никакого особого секрета, который можно было кратко изложить на почтовой открытке. Но объяснение природных явлений требует убедительных историй, доступных для человеческого понимания. Именно такой смысл Pan narrans вкладывает в «объяснение». Однако в устах ученых истории о первопричинах выглядят запутанными и трудными для понимания особенно когда речь идет о восстановлении детальной картины событий. Возможно, события прошлого нельзя сложить в историю. Даже имея возможность отправиться в прошлое и увидеть происходящее своими глазами, мы вполне могли бы посчитать его во многом лишенным смысла.

Но несмотря на это, мы можем заниматься поиском историй, содержащих полезные знания.

В научном представлении о происхождении жизни, как правило, выделяются две фазы: пребиотическая и биотическая. Нередко проблема претерпевает еще большее упрощение: неорганическая химия до появления жизни и органическая химия после. Речь идет о двух больших направлениях химической науки. Органическая химия изучает массивные и сложные молекулы, которые состоят из множества углеродных атомов, в то время как в ведении неорганической химии находится все остальное. Органическая химия составляет неотъемлемую и универсальную основу современной жизни, существующей в Круглом Мире. Однако у нас нет веской причины полагать, что происхождение жизни четко укладывается в эту удобную, но довольно-таки произвольную систему из двух категорий. Органические молекулы почти наверняка существовали до того, как их стали использовать какие-либо организмы. Иными словами, пытаясь представить возникновение жизни в виде некого внезапного перехода от неорганической химии к органической, мы совершаем ошибку, путаем два совершенно разных понятия.

Да, было время, когда жизнь еще не существовала, и время, когда жизнь только начиналась. Однако возникновение жизни не было похоже на внезапное событие вроде включения света. В течение какого-то времени вполне вероятно, довольно продолжительного, порядка сотен миллионов лет Земля находилась в состоянии так называемого мезобиоза. Это сочетание органической и неорганической химии, которая постепенно превращается в живой организм не отправная точка и не конечный пункт, а целый путь.

Существует огромное множество гипотез, посвященных альтернативным путям развития, которые могли привести к возникновению жизни. В 1980-х Джек насчитал тридцать три правдоподобные теории, а теперь их количество, должно быть, исчисляется сотнями. Понимание того, что мы, вероятно, так и не узнаем, какой путь имел место в действительности, действует отрезвляюще. На самом деле это вполне вероятно. Реальный сценарий может оказаться одной из тысяч альтернатив, до которых мы еще не додумались. Некоторым из нас достаточно убедиться в возможности самого перехода от химии к простой биохимии; другие поверят в осуществимость конкретной последовательности шагов только после того, как увидят выращенные в лаборатории искусственные организмы, сравнимые по сложности с бактериями. А третьи захотят увидеть искусственного слона, синтезированного из склянок с химикатами, и все равно будут настаивать на том, что кто-то сжульничал.

Многие из вас будут уверены в том, что жизнь настолько отличается от неживой или даже совсем недавно омертвевшей природы, что любая более или менее непрерывная последовательность шагов выглядит совершенно неправдоподобной. Отчасти эта уверенность объясняется нашей нейрофизиологией, ведь мысли о живых или неживых объектах, например, мышах и камнях вовлекают в работу различные участки нашего мозга. Поэтому нам трудно построить мысленный мост, связывающий камни с мышами или хотя бы школьную химию с «микробами». Вместо этого мы изобретаем душу или какое-нибудь другое понятие, благодаря которому мы можем провести четкую границу между представлением о живом человеке и совершенно ином образе мышления, который касается мертвых тел.