Наука Плоского Мира II: Земной шар - [112]

Восприятие изобразительного искусство включает в себя похожий этап, на котором происходит интерпретация образа. Когда мы смотрим на картину — скажем, полотно Тернера, — она пробуждает в нас самые разные эмоции — быть может, ностальгию по почти забытым выходным, проведенным на ферме. Эти воспоминания могут вызвать небольшой выброс эндорфинов — химических веществ, формирующих в мозге ощущение удовлетворения, — но предположительно тот же эффект дает фотография и даже словесное описание или отрывок в духе пасторальной поэзии. Картина Тернера производит большее впечатление — вероятно, благодаря тому, что по сравнению с фотографией может быть более сентиментальной, более идеализированной и вместе с тем беззаботной. Она вызывает к жизни более личные воспоминания.

А как же другие виды живописи, вроде бумаги с текстурным рисунком или рисования углем? Будучи неискушенным ценителем искусства, Джек однажды посетил художественную галерею и попробовал применить «контекстный» прием, который советуют всем новичкам. Нужно сесть перед картиной, сконцентрировать на ней все своей внимание и в каком-то смысле погрузиться в нее, ощутив связь картины с окружающей обстановкой. Результат оказался поучительным. Когда Джек фокусировал внимание на небольшом фрагменте картины, он замечал, как контекст, созданный его мозгом соотносится с контекстом, который предусмотрел художник. Это особенно заметно на картинах, нарисованных углем: каждый фрагмент косвенно указывает на рисунок в целом. Тем не менее, переход от одной части картины к другой сопровождался любопытными изменениями. Как и в музыке, главная тема варьировалась и накладывалась на ожидаемые образы в мозге. Мозг Джека получил настоящее удовольствие от сравнения созданных им образов с постепенно изменяющейся картиной, которую художник усилием воли выстроил в своем мозге.

Искусство появилось довольно давно; чем сильнее мы погружаемся в прошлое, тем более спорными оказываются факты. Возраст «Дамы с капюшоном» — изображения женщины в виде статуэтки высотой 1,5 дюйма (3,5 см), искусно вырезанной из рога мамонта, составляет 25 000 лет. К числу наиболее изящных образцов пещерной живописи с простыми гладкими линиями, изображающими лошадей, бизонов и им подобных, принадлежат рисунки, найденные в пещере Шове, во Франции — в 1995 году их возраст был оценен в 32 000 лет. Возраст самого древнего искусства, которое можно, без сомнения, назвать искусством, насчитывает 38 000 лет — это бусы и кулоны, найденные на территории России. А также обнаруженные в Кении бусы из скорлупы страусиных яиц, которые, вероятно, были изготовлены около 40 000 лет назад.

Дальше наше прошлое становится более туманным. Охра часто использовалась в наскальной живописи в качестве красителя — возраст охровых «мелков», найденных в Австралии, насчитывает 60 000 лет. Естественные трещины в одном из обломков горной породы с Голанских Высот отличаются большей глубиной — предположительно над ними поработал человек с камнем в руках. Своей формой обломок немного напоминает очертания женской фигуры, а его возраст составляет 250 000 лет. Конечно, царапины на камне могли быть сделаны ребенком просто так, а сходство формы может оказаться случайным совпадением.

Представьте, что вы находитесь в пещере вместе с художником, который рисует на стене бизона. Он (или она?) создает для вашего мозга образ, который все больше и больше отличается от того, что мозг ожидает увидеть: «А теперь нарисуем под ним самку шерстистого носорога…» На телевидении точно такой же трюк исполняли некоторые «художники». Рольф Харрис на удивление хорошо умел рисовать эскизы животных прямо на глазах у зрителей. И эти животные тоже были знаковыми фигурами: хитрой лисой и мудрой совой.

Итак, все связано в один большой узел. Восприятие тесно связано с ожиданиями, а наши ощущения неотделимы ни друг от друга, ни от наших воспоминаний. В уединении нашего разума между ними происходит постоянная борьба. Программируя свой мозг, мы ни в коем случае не опираемся на непосредственное восприятие окружающей действительности. С самого раннего возраста мы обучаем его правильно видеть, слышать, чувствовать запахи и прикосновения. Мы даем собственную интерпретацию любому ощущению, мы предчувствуем, сравниваем и противопоставляем их друг с другом, мы собираем отдельные мгновения в непрерывные промежутки и создаем целостную картину из точечных наблюдений. Мы делаем это постоянно, слой за слоем, замечая тончайшие нюансы в манере речи и игривом взгляде и используя их для оценки реальности в духе «Будет ли она внешностью напоминать свою мать?»

Этим наш разум и отличается от разума обитателей границ.

И, как нам кажется, от разума неандертальцев, потому что их вялое развитие хорошо согласуется с альтернативным образом жизни. Эта альтернатива состоит в построении такого мира, в котором нет места неожиданностям. Любое событие происходит в соответствии с нашими ожиданиями, основанными на событиях прошлого, а значит, привычка становится оплотом безопасности. Такой мир очень устойчив и поэтому не слишком склонен к