Наука логики. С комментариями и объяснениями - [5]

Бытие и ничто находятся в становлении лишь как исчезающие; становление же как таковое имеется лишь благодаря их разности. Их исчезание есть поэтому исчезание становления, иначе говоря, исчезание самого исчезания. Становление есть неустойчивое беспокойство, которое оседает, переходя в некоторый спокойный результат.

Это можно было бы выразить и так: становление есть исчезание бытия в ничто и ничто – в бытие, и исчезание бытия и ничто вообще; но в то же время оно основывается на различии последних. Оно, следовательно, противоречит себе внутри самого себя, так как соединяет в себе нечто противоположное себе; но такое соединение разрушает себя.

Этот результат есть исчезновение (Verschwundensein), но не как ничто; в последнем случае он был бы лишь возвратом к одному из уже снятых определений, а не результатом ничто и бытия. Этот результат есть ставшее спокойной простотой единство бытия и ничто. Но спокойная простота есть бытие, однако бытие уже более не для себя, а бытие как определение целого.

Становление как переход в такое единство бытия и ничто, которое дано как сущее или, иначе говоря, имеет вид одностороннего непосредственного единства этих моментов, есть наличное бытие.

 Наличное бытие (Dasein) – важный термин всей немецкой философии, в ХХ веке Мартин Хайдеггер положил его в основу своей философии. Буквально оно означает «бытие, которое здесь», бытие, доступное нашему взгляду, бытие, с которым мы сталкиваемся. Но русские выражения подразумевают конфликт и столкновение, тогда как в «наличном бытии» можно раствориться, при этом продолжая созерцать его как факт собственного бытия, как что-то очень важное, самое дорогое. Лучший образ «наличного бытия» – прекрасный город; мы восхищаемся им и одновременно бродим по нему. Этот термин оказался продуктивным для философии, поскольку позволяет описывать всю совокупность окружающей реальности, не прибегая к противопоставлению «субъекта» и «объекта».

а) Наличное бытие вообще

Из становления возникает наличное бытие. Наличное бытие есть простое единство (Einssein) бытия и ничто. Из-за этой простоты оно имеет форму чего-то непосредственного. Его опосредствование, становление, находится позади него; это опосредствование сняло себя, и наличное бытие предстает поэтому как некое первое, из которого исходят. Оно прежде всего в одностороннем определении бытия; другое содержащееся в нем определение, ничто, равным образом проявится в нем как противостоящее первому.

Оно не просто бытие, а наличное бытие; взятое этимологически, Dasein означает бытие в каком-то месте; но представление о пространстве здесь не приложимо. Наличное бытие есть вообще по своему становлению бытие с некоторым небытием, так что это небытие принято в простое единство с бытием. Небытие, принятое в бытие таким образом, что конкретное целое имеет форму бытия, непосредственности, составляет определенность как таковую.

 Форма – это слово у Гегеля никогда не означает просто «оформление», вроде нашего «кувшин в форме груши», но всегда означает оживление, придание жизненности, полноценности, как мы говорим «я сегодня в хорошей форме» или как Фома Аквинский называл душу «формой» тела. Поэтому выражение «конкретное целое имеет форму бытия» следует понять не в том смысле, что оно известно нам под видом бытия, а в том, что оно всякий раз сбывается и лишь в этой способности обретает собственную жизнь.

Целое также имеет форму, т. е. определенность бытия, так как и бытие обнаружило себя в становлении только как снятый, отрицательно определенный момент; но таково оно для нас в нашей рефлексии; оно еще не положено в самом себе. Определенность же наличного бытия как таковая есть положенная определенность, на что указывает и термин «наличное бытие». – Следует всегда строго различать между тем, что есть для нас, и тем, что положено; лишь то, что положено в каком-то понятии, входит в рассмотрение, развивающее это понятие, входит в его содержание.

 Рефлексия (латинское: отражение) – по Гегелю, это не просто «обращение к себе» или «размышление о самом себе», «переживание за самого себя», как мы обычно говорим в повседневной речи («он сидит и рефлексирует»), но способность заново продумать понятие, которое уже продумано. Например, я споткнулся и решил «Такова судьба». Это суждение. Я посмотрел, обо что споткнулся – это созерцание. Я оценил, почему я споткнулся – это мышление. Наконец, я стал думать, как не споткнуться в следующий раз – это рефлексия. Внешняя рефлексия – учет всех внешних обстоятельств (к примеру, неровной поверхности пола или особенностей моей обуви), внутренняя рефлексия – учет и внутренних обстоятельств (настроения).

Определенность же, еще не положенная в нем самом, – все равно, касается ли она природы самого понятия или она есть внешнее сравнение, – принадлежит нашей рефлексии; обращая внимание на определенность этого рода, можно лишь уяснить или предварительно наметить путь, который обнаруживается в самом развитии [понятия]. Что целое, единство бытия и ничто, имеет одностороннюю определенность бытия, – это внешняя рефлексия.