Наука и техника, 2007 № 03 (10) - [12]

Известно, что роговицы защищают глаза от пыли и микробов. Они также действуют как внешняя линза глаза, обеспечивая большую долю его суммарных оптических свойств. Понятно, что от удачных свойств искусственной роговицы будет зависеть ее успех в медицинской отрасли. Однако описание этого достижения и разъяснение его важности для медицины, выложенное на сайте университета, начинается не с оптики или биологии, а со слов: “Если глаза — “окна души”, роговые оболочки — стекла в этих окнах”.

Очень образно.

Добавить тут нечего.

Крупный снимок наглядно показывает, что новая роговица — не просто полимерный кружок, а настоящее произведение искусства

• ИСТОРИЯ И АРХЕОЛОГИЯ

Колос российской истории

Седевич Ю.

Почти три века насчитывает историография Петровских реформ — великих преобразований, изменивших судьбу России и ее народов. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению по многим вопросам истории этих реформ. Одни историки считали, что реформы привели к полному и бесповоротному разрыву с прошлым, что своими грубыми действиями Петр прервал шедшую из глубины веков цепь исторической преемственности, нарушил органическое развитие России. Другие, наоборот, убеждены, что Петр Великий лишь реализовал те тенденции, которые были заложены в истории XVII в., и совершил преобразования, намеченные правительствами его предшественников.

Впрочем, эти, как и многие другие, вопросы истории реформ оставались и останутся до конца невыясненными. Практически все исследователи, за редким исключением, сходятся во мнении о выдающейся роли в реформах самого Петра и разделяют убеждение, что это был незаурядный, гениальный человек. Он оставил ярчайший след в истории и в памяти людей, которые его видели. Все в нем было необычайно: огромный рост, простота в одежде, поведении, разносторонние способности, масса симпатичных и отталкивающих черт характера, которые в совокупности делали его личность неординарной, привлекающей всеобщий интерес. Вот каким увидела Петра в августе 1697 г. ганноверская принцесса София, познакомившаяся с царем во время его первого заграничного путешествия по Европе: «Царь — высокий мужчина с прекрасным лицом, хорошо сложен, с большой быстротой ума, в ответах скор, жаль только, что ему недостает, при таких природных выгодах, полной светской утонченности. Мы скоро сели за стол. Его величество сел между мною и моей дочерью, а около нас посадил по переводчику. Мы были очень веселы, вели себя вольно, говорили свободно, и вскоре чрезвычайно подружились. Дочь моя и царь поменялись даже табакерками. Мы, правда, очень долго сидели за столом, но проводили время чрезвычайно приятно, потому что царь был очень весел и беспрерывно говорил. После обеда царь велел позвать своих скрипачей и мы стали танцевать. Он выучил нас танцевать по-московски, что гораздо милее и красивее, чем польский танец. Мы танцевали до четырех часов утра. [Петр] совершенно необыкновенный человек. Его нельзя описать и вообразить, а надо видеть. У него славное сердце и истинно благородные чувства. Он при нас совсем не пил, зато люди его — ужасно, когда мы уехали».

Петр I

А вот другой знакомый Петра — датский посланник Юст Юль — так описывает свое первое знакомство с необычайным властителем России: «Лишь только я, с подобающим почтением, представился царю, он немедля вступил со мною в такой дружеский разговор, что казалось, он был моим ровнею и знал меня много лет. Царь собственноручно передал мне стакан, чтоб пить вино. При нем не было ни канцлера, ни вице-канцлера, ни какого-нибудь тайного советника, была только свита из 8-ми или 10-ти человек. Он равным образом не вез с собою никаких путевых принадлежностей — на чем есть, в чем пить и на чем спать. Было при нем несколько бояр и князей, которых он держит в качестве шутов. Они орали, кричали, дудели, свистели, пели и курили в той самой комнате, где находился царь. А он беседовал то со мною, то с кем-либо другим, оставляя без внимания их оранье и крики, хотя нередко они обращались прямо к нему и кричали ему в уши».

Этому же автору принадлежит и одно из свидетельств о болезни Петра, которая преследовала его всю жизнь. «Мы проехали таким образом порядочный конец, как вдруг мимо нас во весь опор проскакал царь. Лицо его было чрезвычайно бледно, искажено и уродливо. Он делал различные страшные гримасы и движения головою, ртом, руками, плечами, кистями и ступнями. Затем царь остановил свою лошадь, но продолжал делать описываемые страшные гримасы, вертел головою, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами и дрыгал взад и вперед ногами. Все окружавшие его в ту минуту важнейшие сановники были испуганы этим и никто не смел к нему подойти, так как все видели, что царь сердит и чем-то раздосадован. Описанные выше страшные движения и жесты царя доктора зовут конвульсиями. Они случаются с ним часто, преимущественно, когда он сердит, получил дурные вести, вообще, когда чем-нибудь недоволен или погружен в глубокую задумчивость. Нередко подобные подергивания в мускулах рук находят на него за столом, когда он ест, и если при этом он держит в руках вилку и ножик, то тычет ими по направлению к своему лицу, вселяя в присутствующих страх, как бы он не порезал или не поколол себе лица».