Наука и религия в современной философии - [97]

Первые — это естественные и коренные оптимисты. В их глазах мир управляется благодетельными силами, умеющими извлекать добро из самого зла. И эта оптимистическая вера дает человеку чудесную силу победить зло и достигнуть счастья.

Прирожденным оптимистам природа противопоставляет пессимистические темпераменты. Эти последние одержимы чувством неустранимого несчастья. Всякое действие, всякое существование завершается по их мнению крушением. Все предметы наших желаний кажутся им не нужными, все источники наших радостей ничтожными. И прежде всего, размышление над своими собственными действиями, над своими собственными мыслями я тайными желаниями заражает их жесточайшей из всех болезней: сомнением. „Worry“, т. е. постоянная внутренняя тревога, упорное самоугрызение, — вот то скрытое несчастье, которое повсюду преследует их. Как освободиться от него? Меланхолик ясно чувствует, что прелесть жизни есть дар, не зависящий от наших усилий, что наслаждаться им могут только избранные. Поэтому излечение их, если только оно вообще возможно, может быть ниспослано лишь сверхъестественными силами.

Некоторые нервно больные обладают любопытной особенностью, называемой раздвоением личности. В них имеется два „я“: одно пессимистическое, другое оптимистическое, одно посредственное, другое богато одаренное. И они не в состоянии свести к единству эти два своих характера. Образчиком может послужить та двойственность, которую находил в себе св. Павел и которую он выразил в известных словах: „Я не делаю того добра, которого хочу; но я делаю то зло, которого не хочу“.

Наконец, внезапные „обращения“, „revivals“, охватывающие зачастую целую группу лиц сразу, стоят в связи с явлением, относящимся к числу нервно-психических заболеваний: с замещением, более или менее быстрым и полным, одной личности другой в пределах одного и того же сознания.

Таким образом религиозные явление в человеческой психике не представляют чего-либо случайного и чуждого; они принадлежат к классу явлений, вытекающих из самой природы человека.

Если религиозные явление сходны с некоторыми патологическими состояниями, то это вовсе не означает еще, что они тожественны с этими последними. Гениальность, как и всякое превосходство, также имеет своей предпосылкой нарушение равновесия организма и сопровождается ненормальными проявлениями. Концентрировать свою энергию на одной способности значит лишить энергии другие способности; превосходство в одной области предполагает слабость и недостаток в других. По мере того как религия все более и более проникается энтузиазмом, она необходимо становится нарушением равновесия, безумием.

Религиозные явление нельзя определять теми состояниями организма, которые их сопровождают, ибо эти последние, насколько мы можем судить, бывают одинаковыми для явлений, играющих в нашей жизни бесконечно различную роль. Религию следует брать в ней самой, как непосредственное чувство, возникающее в сознании.

Чувство это не поддается описанию. Рассматриваемое извне, оно, как и все, рассматриваемое извне, подходит к той или другой категории рассудка: смотреть извне значит сравнивать. Но для переживающего его субъекта оно есть нечто единственное в своем роде, обладает ни с чем несравнимыми оригинальностью, богатством и полнотой; никто не имеет права говорить о нем, кроме тех, которые испытали его на деле.

Поскольку возможно при помощи слова дать некоторое представление об этом состоянии, оно есть чувство внутренней совершенной гармонии, мира и радости, — чувство, что все идет хорошо вне нас и в нас. К тому же это не пассивное и инертное чувство. Это сознание своей причастности некоторой более могучей, чем мы, силе и стремление содействовать ей в деле любви, согласия и мира. Одним словом, это вдохновение жизнью, как творческой силой и как источником гармонии и радости.

У тех, кого мы выше назвали людьми, рожденными однажды, чувство это о самого начала утверждено в душе: здесь религия есть постоянное сознание порядка, любви, силы, доверия, обеспеченности; это самопроизвольный и неизменный оптимизм. Наоборот, у тех, которые должны переродиться, для того чтобы быть в мире с самими собой, жажда религии проявляется в тревоге, в недовольстве собою и окружающим миром. И их второе рождение отмечается сознанием, что фокус их личной энергии переместился. Вместо того, чтобы сказать: нет! всему происходящему, возрожденный человек говорить: да! И вместо того, чтобы замыкаться в себе самом, он идет навстречу другим с любовью, с преданностью, с чувством действительного братства. Отныне он видит все вещи в ином свете, он иначе реагирует на все окружающие воздействия. И, по всей вероятности, те, которые завоевывают, таким образом, добро, одержав победу над злом, раскрывают перед собой более обширную перспективу, способны достигнуть более высокого совершенства, нежели люди, от рождение находящиеся на добром пути. Для человека, дважды рожденного, для человека, который борется и знает цену борьбы, всякое завоевание есть лишь прелюдия к новому завоеванию.

Из этих замечаний следует, что религия по существу своему есть личное дело, В действительности имеется столько же различных форм религиозного опыта, сколько различных индивидуумов. Религия есть дело жизни, но каждый живет сообразно своему темпераменту и характеру.