Наука и религия в современной философии - [89]

Вполне правы те, которые настойчиво подчеркивают усилия, затрачиваемые разумом на то, чтобы приспособить свои идеи к фактам, данным в опыте. Современная наука хочет быть Властью над реальным миром, а не бесплодным созерцанием мира воображаемого. Но было бы ошибкой утверждать, что этим устраняется чисто человеческая философия Платонов и Аристотелей, стремящаяся построить из чувственного мира, в котором разум не может узнать себя, мир, сообразный с разумом.

Научные гипотезы направлены, обыкновенно, к тому, чтобы внести в мир единство, или простоту, или непрерывность. Эти свойства не являются фактами наблюдения; наоборот, первоначально они представляются чем-то противоположным реальности. по-видимому, их даже трудно соединить между собой. Ибо, если наш мир представляет бесконечную множественность частей, то признать его единым значит допустить, что все эти части воздействуют друг на друга, что, по-видимому, должно иметь своим последствием чрезвычайную сложность. Равным образом, искать непрерывности значит удаляться от простоты, которая несравненно лучше гарантируется множественностью совершенно отделенных друг от друга категорий.

Что же такое эти преследуемые наукою цели, как не законы, предписываемые разумом вещам? Ведь разум, поскольку он обладает определенной природой, не в состоянии усвоить себе эти вещи в том виде, как они представлены сырым опытом.

Но единство, простота и непрерывность составляют то, что называется понятностью. Поэтому в научных изобретениях обнаруживается не всякая вообще умственная жизнь, а специфическая жизнь интеллекта, разума, заключающая в себе вполне определенный критерий понятности.

И что же такое сам разум, как не работник науки? а раз это так, может ли его работа иметь своим предметом нечто внешнее для науки? Может ли она преследовать исключительно практические цели в утилитарном смысле этого слова?

Очень трудно отрицать в человечестве наличность бескорыстной науки, или, если угодно, такой науки, для которой высшая корысть сама наука. Еще и в настоящее время многие ученые являются наследниками греческой мысли, которая устами Аристотеля так характеризует науку для науки: „Все занятия более необходимы, чем она, но нет ни одного лучше ее“.

Эти мыслители, возразят нам, принимают средство за цель. Возможно, что это так. Но такое смещение цели. есть великий закон природы и один из источников ее творческих сил. Хотя с точки зрение жизни материя есть лишь средство, в природе она развертывается как самостоятельное бытие, как цель в себе. Животный инстинкт, являясь средством для человека, представляет цель в мире животных. Богатство человеческого развития обусловливается тем, что каждый индивидуум проникается исключительным уважением к своему ремеслу и видит в этом последнем цель более возвышенную и более благородную, чем все остальные. Всякая красота есть совокупность известных признаков вещей, обособившихся и получивших самодовлеющее развитие.

Всякая игра есть упражнение наших способностей, рассматриваемое, как цель в себе. В самом деле, какое значение имеет вопрос о том, цель или средство представляла данная вещь первоначально, в ходе исторического развития? Ведь оценка вещей не зависит от их телеологической роли. Если человек хочет поставить науку выше пользы, или заявляет, что наука сама есть высшая польза, то как доказать ему, что он ошибается? Рассматривая практические суждение людей, мы находим, что они постоянно переворачивают таким образом данный порядок средств и целей, провозглашая высшею ценностью то, что первоначально было второстепенным и низшим. И таково происхождение чуть ли не всего того, что совершается в жизни человеческой нового и великого.

К тому же наука, очищенная от пользы в собственном смысле слова, не превращается в силу одного этого в абсолютную цель. Она становится средством для развития разума, который, как это учил Декарт, для того чтобы существовать, расти и развиваться сообразно своей природе, должен питаться истинами. Как и всякое другое бытие, разум существует лишь постольку, поскольку он действует, создает себя своим действием; и именно в науке, в самом совершенном своем действии, он активно осуществляет присущие ему интеллектуальные потенции.

Итак наука не есть произведение природы, для которого сознание является только ареной; она не есть также простое собрание рецептов, полезность которых исчерпывает собою все их право на существование. Это определенная деятельность, это сама человеческая деятельность, поскольку она носит разумный, интеллектуальный характер. 0 науке можно сказать то же самое, что о языке. Как окончательно доказал Бреаль ⁴⁵), языки нельзя рассматривать как самостоятельные образования, существование и. развитие которых определяется принципом, чуждым человеческому разуму. Разум, интеллект и воля человека, — вот единственная истинная причина языка; язык нельзя обособить, как нечто самодовлеющее, ибо в нем нет никакой другой жизни, кроме той, какую он заимствует от самого разума.

* * *

В то время как некоторые ученые стараются, таким образом, вскрыть имманентную связь между наукой и интеллектуальной деятельностью человека, как таковой, аналогичная доктрина создалась также и относительно религии