Наука и религия в современной философии - [110]

В настоящее время является, по-видимому, прочно установленным, что дух науки нельзя рассматривать, как нечто готовое и данное; он образуется и преобразуется, по мере Того как создается и прогрессирует наука. С одной стороны, интеллект создающий науку, не может быть выделен из вещей, подобно тому как мы выделяем известный элемент из сложного химического соединения. С другой стороны, продукты научного труда оказывают обратное влияние на самого работника; то, что мы называем категориями рассудка, есть лишь совокупность привычек, которые разум усвоил себе, стараясь овладеть явлениями. Он приспособляет их к своим целям и сам приспособляется к их характеру. Согласие устанавливается путем компромисса. Таким образом, научный дух не есть уже более прокрустово ложе, по мерке которого приходится искусственно вытягивать явления. Это живой и пластичный интеллект, развивающий и определяющий себя, подобно органам нашего тела, самим своим функционированием, самою работой, которую ему приходится выполнять для осуществление своей задачи.

Две идеи, возникшие в эпоху возрождения, особенно сильно способствовали, по-видимому, самоопределению научного духа в том смысле, в каком он развивается в настоящее время: с одной стороны желание овладеть, наконец, достоверными познаниями, способными сохраняться и возрастать; с другой стороны притязание оказывать на природу активное воздействие. Современная наука полагает, что она в состоянии достигнуть обеих этих целей, избрав своим неизменным и единственным принципом опыт.

Дух науки есть по существу своему признание факта, как источника, нормы, меры и поверки всякого познания. Однако то, что наука называет фактом, не есть просто данная реальность: это реальность констатированная или, по крайней мере, поддающаяся констатации. Ученый, задаваясь целью констатировать известный факт, смотрит на него извне, видит его таким, каким он представился бы всякому другому уму, движимому исключительно жаждой познания. В этом смысле он и старается выделить данный факт, фиксировать его, обозначить, выразить при посредстве известных символов, и, если возможно, его измерить.

В каждой из этих операций, разуму принадлежит очень существенная роль, но роль эта состоит лишь в такой обработке данного, которая делает его по возможности приемлемым для всякого разума. В то время как первичное данное есть лишь впечатление, лишь индивидуальное чувство, то произведение искусства, которым замещает его наука, есть определенный, для всех одинаковый объект, камень, пригодный для построение здание безличной науки.

Так ощупью, путем бесчисленных колебаний, приспособилось к вещам и научно определилось античное стремление философского духа к познанию бытия в себе или неизменной субстанции вещей.

Но этим дело не ограничивается. Размышляя над опытом, разум спрашивает себя, ограничивается ли роль этого последнего доставлением фактов, или же является возможность, руководствуясь одним только опытом, превзойти факт в собственном смысле этого слова и достигнуть того, что мы называем законом. Прежде полагали, что законы диктует материи интеллект: теперь хотят вывести законы из самих вещей. Этим не предполагается еще, что законы заключены там в совершенно готовом виде, так что их остается только извлечь. Но если научный факт создается путем взаимодействия между познанием и активностью познающего разума, то, быть может, сами факты возможно переработать таким, образом чтобы они превратились в законы.

Одно обстоятельство, которое, по-видимому, могло бы и не иметь места, оправдывает это притязание. Если бы все явление природы в одинаковой степени воздействовали друг на друга, то они образовали бы целое настолько сложное и подвижное, что в нем, конечно, совершенно не мыслимо было бы' эмпирически выделить какие бы то ни было законы. Однако в действительности среди вещей, наблюдаемых в нашем опыте, мы встречаем известные сочетания, известные связи, правда весьма еще сложные, но сравнительно устойчивые и по всей видимости независимые от остальной вселенной. Благодаря этому обстоятельству, разум в состоянии выделить при помощи эмпирической индукции два явление из общей совокупности вещей и установить связь между ними.

Таким образом научно определяется, приспособляясь к данным вещам, понятие причинности, носившее некогда метафизический характер.

Но этого мало: движимый третьей идеей, идеей единства, разум исследует, не представляется ли возможным превратить и ее в схему, приложимую к опытной науке.

Первоначально познание физических явлений носит раздробленный характер. Закон есть пара явлений, связанных между собой, но изолированных от всех других явлений. Пользуясь аналогиями и уподоблениями, разум включает мало-помалу одни законы в другие, разделяя их на общие и частные. Таким образом, разделив, он снова объединяет, и в качестве идеала намечает сведение всех законов к одному единственному.

Единство метафизиков превратилось, таким образом, в научную систематизацию явлений.

Лишь при помощи символов, зачастую притом искусственных, удается человеку упрощать таким образом природу; но ведь и самый научный факт, исходный пункт всех этих изобретений, является уже искусственным символом, воображаемым объективным эквивалентом первоначального факта.