Научные экспедиции по Казахстану - [43]

Отсюда дорога начала врезываться в горы, которые становились все круче и круче; все обличало близость высокого хребта; пихта сменилась лиственницей, глинистый сланец порфиром. Переехав два отрога, мы вступили в долину Аракыма, который еще издали оглашал ее свои ревом. Аракым вытекает непосредственно из Холзунских белков, с яростью стремится между скалами но глубоко прорытому руслу, и только в этом месте ущелье его превращается в долину. Держась левого берега, мы пробирались небольшой тропой, которая, извиваясь, подымалась все выше, выше, и, вступив в ущелье, вдруг «повесила» нас над ужасной пропастью. Мы сами не заметили, как взобрались на эту опасную дорогу, но воротиться было невозможно; она идет по самому крутому склону между зыбучими осыпями и чрезвычайно узкой тропинкой; вверху почти отвесные скалы, а внизу, на глубине нескольких десятков сажень, бушующий Аракым. Боишься посмотреть в сторону; все внимание обращено на зыбкую тропу; один неосторожный шаг лошади и... ужасно подумать... Все разговоры, обычно довольно шумные, тут в одно мгновение затихли; каждый думал об угрожающей опасности. Наконец опасность миновала, я спустился в узкую долину Аракыма, слез с лошади и почувствовал себя в каком-то изнеможении от душевного беспокойства, уселся на камень и в безмолвии смотрел на длинную вереницу наших вьючных лошадей, которые лепились на крутизне и медленно, шаг за шагом, с большою осторожностью переступали по осыпям с одного камня на другой. Жаль, очень жаль, что не было с нами живописца! Какой предмет для кисти! С обеих сторон угрюмые скалы, покрытые огромными осыпями, внизу шумящий пенящийся Аракым, целый караван, висящий над пропастью и, наконец, наш бивак в самом ущельи между высокими и развесистыми тополями. Такие места местные жители называют бом[103]. Всякая тропинка, вьющаяся по высокому и крутому склону над пропастью, есть бом. На таких тропах или бомах ни разъехаться, ни разойтись.

В ущелье Аракыма мы остановились на несколько часов, утомленные длинным и трудным переездом. На окружающие нас скалы мы смотрели теперь с восхищением и с самым приятным чувством миновавшей опасности. К этому чувству примешивалось отчасти еще другое, чувство эгоизма, что может быть, мы первые наслаждались этим зрелищем. С другой стороны жаль, что не можешь поделиться своим наслаждением со всеми!

Подкрепив силы походным обедом, мы обошли ущелье с геологическим молотком. Как приятно было будить эхо, незнакомое для этих мест! Скалы, образующие левый берег Аракыма, состоят из темно-красного или фиолетово-красного порфира, который весьма походит на Алатагский; по крайней мере в сущности между ними нет никакого различия. Горы правого берега, осененные лиственницей и пихтой, по-видимому, должны иметь одинаковое образование с левым.

После трехчасового отдыха мы снова двинулись вверх по течению Аракыма. Проезжая ущельем и избирая для себя удобную тропу, мы непрестанно должны были то подниматься на крутые склоны, то брести через реку, если берега подходили к самому руслу и оканчивались отвесным обрывом. Везде, по обо стороны, один и тот же темно-красный порфир, местами весьма слоистый. Верстах в 8 или 10 от места нашего отдыха ущелье Аракыма стало расширяться и вывело нас к самой подошве Холзуна, покрытой величественными кедрами, сменившими собою пихту и лиственницу. Тут не заметно также и красного порфира; напротив, везде видишь зеленоватый полевошпатовый порфир и серый глинистый сланец, точно такие породы, какие находятся при подошве Тургусунского хребта.

Восхождение на Холзун мы отложили до следующего утра, а ночевали на берегу Аракыма. В эту ночь сильно морозило. Впрочем, все ночи во время пребывания нашего в горах были чрезвычайно холодны, а дни при ясной погоде довольно теплы. Барометрическое измерение Холзуна дало нам весьма замечательные результаты; он находится почти на одинаковой высоте с разломом между Черной и Белой Убой и даже еще несколько ниже, именно 737,8 м.

На другой день (13 августа), по совету проводников, мы предположили одни ехать на самую высокую вершину Холзуна, а вьючных лошадей направить другой дорогой, через седловину и после соединиться с ними. Таким образом, в 7 часов утра начали мы подыматься на тот хребет, который образует линию раздела вод двух огромных систем: Оби и Иртыша, или точнее сказать, Катуни и Бухтармы. Всход сначала довольно пологий, но чем выше, тем становился круче и затруднительнее; лошади несколько раз задыхались и останавливались. Покатости Холзуна покрыты новым снегом, из-под которого очень часто выказывались Saxifraga crassifolia. Везде серый глинистый сланец и в величайшем беспорядке; чем выше, тем беспорядок этот представляется в состоянии более диком и хаотическом. Ближе к вершине глинистый сланец, выдаваясь острыми гребнями различной толщины и различного падения, образует чрезвычайно удивительные формы, то отвесные и падающие стены, то гигантские пирамиды, то шпицы уже по линии постоянного снега, который до того тверд, что можно было свободно ходить по нем. Наконец мы на вершине. Кто взбирался на высокие горы и наслаждался их величественною красотою, тот, без сомнения, знает, как иногда один минутный взгляд на горную природу может вознаградить за все труды и утомления! Коксунские и Тургунские белки слились перед нами в одно необозримое море, убеленное лепящимися валами. Куда ни обратишься, повсюду горы, повсюду тянутся и белыми, и темными полосами. С южной стороны Холзуна волнуется такое же море, такие же горные хребты; некоторые из них далеко за Бухтармою и как бы тонули в синеве неба, другие сходятся с громадными восточными горами и превращаются с ними в одну снеговую массу, чрезвычайно блестящую. Я всходил на самые высокие пики и сколько ни напрягал зрение, не мог отличить ясно собственного направления Холзуна между другими восточными горами; по крайней мере издали он совершенно теряется между ними. Впрочем, белизна снега, почти невыносимая для глаз, много мешала рассматриванию отдаленных гор.