Научи меня умирать - [15]

Я решил немного пройтись. Может быть, и встретится по пути тихое местечко. Если ничего не получится, пойду домой. Видеть людей я был не в состоянии. Уж лучше обезьяна…

Через сорок минут я был в двух шагах от своего квартала. Мокрый, уставший, с истрепанными нервами. Прогулка по улицам в час пик не самое лучшее средство для релаксации. Места, где можно отдохнуть в тишине и спокойствии, не нашлось. Отчаявшись я решил зайти в какой-нибудь мисэ,[12] купить виски или чего-нибудь для коктейля и отправиться домой. Перспектива напиться в одиночестве больше не казалась отвратительной.

И тут, свернув на очередную улочку, больше похожую на широкую щель между домами, я увидел то, что искал. Обнаружить этот бар можно было, только зная о его существовании. Или при очень большом везении. Бары тоже могут быть невидимками.

Над дверью тускло светилось слово «BAR». Именно так, по-английски. Ни одного иероглифа. Названия тоже не было. «BAR» и все. Называй, как хочешь. На улицу выходило одно окно. Правда, достаточно большое. Я заглянул туда. Сумрак, только стойка светится. И ни одного человека.

Я вернулся к двери и взялся за тяжелую медную ручку. Звякнул колокольчик. Я шагнул в полумрак зала. Меня тихо приветствовал Bob Marley.

Блестящая стойка в дальнем конце зала. Простые деревянные столы – на возвышениях вдоль стен. Вместо стульев – длинные скамейки. Стены увешаны американскими рекламными плакатами сороковых-пятидесятых годов, номерами машин из разных штатов, картами мира и Америки, тоже старыми, может быть, начала века, чучелами рыб и макетами парусников.

Полнейшая разноголосица. Стиль – отсутствие всякого стиля.

На потолочных балках – части военной амуниции. Форма оккупационных войск. Бутсы, каски, подсумки. Смелый ход. Японцы не очень любят вспоминать о войне. Впрочем, о том, что мы в Японии, напоминал только я. Точнее, мое отражение в зеркале на одной из стен. Это был маленький кусочек Америки.

Рядом с касками американских морпехов – огромная меч-рыба из гипса. Под потолком – сонное вращение двух допотопных медных вентиляторов.

Не хватало только музыкального автомата. Во всех американских фильмах, если показывают бар, там обязательно стоит музыкальный автомат. Наверное, владелец не смотрел американских фильмов.

За стойкой протирал стаканы огромный негр с седыми растаманскими дредами. Хорошее дело.

Я подошел к нему.

– Коннитива,[13] – кивнул он.

Надо же… Я уж думал, он будет делать вид, что не говорит по-японски. После касок под потолком-то.

– Здравствуйте.

– Что будешь пить, приятель?

– Виски.

– У меня только американский.

– Тогда «Джим Бим». Льда побольше, содовой поменьше.

– Больше ничего?

– Фисташки.

– На подходе. Присаживайся.

Я огляделся. Оказывается, я здесь был не один. В самом темном углу сидел еще один клиент. Вернее, спал, уронив голову на руки. Лица не видно. Только седая макушка. Одни старики… Да и сам бар похож на динозавра, невесть как оказавшегося на улицах современного города.

Я времяшествую на машине времени.

Ни один столик меня не привлек. Я решил остаться за стойкой. Забрался на высокий табурет. Положил руки на полированную доску. Пальцы мелко подрагивали. Досталось мне вчера. На всякий случай отключил свой NEC.[14] Наверняка, Вик и этот номер знает. Слушать ее бредни не хотелось.

Негр поставил передо мной стакан, блюдце с фисташками и отошел в сторону протирать бокалы. Почему бармены постоянно что-то протирают? То стойку, то стаканы, то руки… Какая-то профессиональная болезнь.

Я взял стакан. Параллелепипеды льда тихо звякнули.

Глоток. Холодный шарик скользнул по пищеводу и скатился в желудок. Там растекся, выделяя тепло. Самое то. Вот чего мне не хватало весь день.

После четвертого глотка пальцы перестали дрожать. Теперь можно поразмыслить о случившемся вчера.

Но какие тут могли быть размышления? Пустая пивная бутылка на столе факт очень неприятный. Получается, что обезьяна все-таки была. Принесла бутылку, выпила ее. Оставила на столе. Никогда не слышал, чтобы галлюцинации оставляли после себя пустые бутылки. Значит, настоящая обезьяна?

Еще один неплохой вариант – я сам принес бутылку в комнату. Так сказать, во время припадка. Принес и все свалил на обезьяну.

В общем, все то же, что и вчера. Ни одного нового предположения. Ни одной новой мысли.

Я мрачно посмотрел на себя в зеркало. Затравленный взгляд. Плотно сжатые губы. Желваки играют. Типичный клиент психиатрической лечебницы.

– Неважно выглядишь, парень, – услышал я над ухом.

Оказывается, бармен уже все протер.

– Тяжелый день?

– Скорее, тяжелая ночь, – вяло ответил я.

Говорить с ним не особенно хотелось. Но молчать невежливо. Вик бы сказала ему «иди в задницу» и дело с концом. Я так не могу. Вот если вдруг решу покончить жизнь самоубийством, тоже начну говорить и делать все, что хочу.

Тот, кто решил наложить на себя руки, имеет кучу льгот. Ему чихать на мелкие неприятности и правила хорошего тона. Ему вообще на все чихать. Можно не волноваться из-за выволочки на работе. Можно сказать незнакомому человеку «иди в задницу». Можно не думать о том, что виски вредно для здоровья. Много чего можно. Даже из-за глюков можно не переживать. Зеленая улица… И есть только одно обязательство – нужно разнести свою башку из дробовика