Натюрморт с усами - [32]

Доктор удивился, почему им симпатизировали: то, что они грабили богачей и не трогали тех, у кого нет ломаного гроша за душой, свидетельствует лишь о том, что у них была голова на плечах. Наличие головы на плечах ещё не повод для симпатии.

— Если уж зашла речь о жуликах, — сказал профессор Тутка, — то и я могу кое-что добавить. Я шёл поздним вечером по бульвару на набережной. Приятно прогуливаться, когда тепло, безлюдно, а огни фонарей отражаются в воде. Вдруг кто-то обратился ко мне, погруженному в раздумье:

— Не скажете ли, сударь, который час?

— Пожалуйста, — ответил я и взглянул на часы, — без четверти двенадцать.

Я ожидал, что спросивший скажет мне «благодарю» и пойдёт своей дорогой. Между тем он рассмеялся и воскликнул:

— Вы обескуражили меня, профессор Тутка! Помилуйте… в здешней округе каждому известно, что этот вопрос обычно означает предложение расстаться со своими часами. Я дам вам совет: выбирайте-ка лучше другие места для ваших ночных прогулок. А услыхав подобный вопрос — бейте, если есть сила, или удирайте, если умеете хорошо бегать; если же у вас слабый кулак и хилые ноги — ничего не поделаешь, придётся отдать часы.

— Я не умею бить и удирать. Должен ли я отдать вам часы?

— Нет. Меня разоружили ваша крайняя доверчивость и отсутствие малейшего страха. Попросту говоря, меня подкупила ваша наивность.

«Гм… — подумал я. — Любопытный грабитель: не только не отнимает часы, но ещё даёт полезные советы». Меня заинтересовал этот тип, и я предложил:

— Может, ради такого случая выпьем где-нибудь по рюмочке и немного побеседуем?

— Весьма охотно.

— Только я не знаю ни одного ресторана в здешней округе.

— Я знаю. Покажу.

Мы вошли в какой-то невзрачный кабачок. Наше появление, очевидно, возбудило любопытство собравшейся там публики, ибо многоголосый гомон притих, и все взоры обратились к нам. Но это продолжалось считанные секунды, и все снова принялись есть и разговаривать. Вообще, несмотря на то, что здесь распивали водку и присутствовало несколько девиц, все вели себя благопристойно. Однако у меня сложилось впечатление, что это наш приход повлиял на поведение собравшихся.

Мы выпивали и беседовали. Выпили изрядно, и разговор наш становился всё приятнее. И наконец сделался прямо-таки дружеским: выслушав невинный анекдот о прекрасном поле, мой собеседник разразился смехом, вскочил со стула и, воскликнув: «Позволь обнять тебя!» — заключил меня в объятия и назвал «старым негодяем».

Я счёл, что, несмотря на столь сердечную атмосферу, лучше будет расплатиться и покинуть ресторан. Кивнул кельнеру и попросил счёт. Кельнер поклонился и степенно произнёс:

— Уже заплачено.

— Как это? — спросил я удивлённо.

— Не морочьте себе голову, — сказал мой собеседник. — Вы попали в наш район, в наше заведение. Мы тут хозяева и желаем вас угостить.

Искренне удивлённый столь неожиданным финалом, я направился к выходу. Провожал меня мой гостеприимный хозяин. В дверях он спросил:

— Который час?

Я машинально потянулся за часами, но их не было.

— Гм, грустная история, — озабоченно произнёс он. — А есть ли деньги на такси? Советую ехать отсюда на машине.

Я потянулся к кошельку — не было и кошелька. Спустя минуту мой собеседник вручил мне мои часы, потом кошелёк и похлопал по плечу.

Дорогие друзья! Размышляя об этом приключении, я не пользовался определением «вор-джентльмен», Может, потому, что мне пришло в голову иное определение. Основываясь на своих наблюдениях и на последующем их анализе, я пришёл к выводу, что это был «вор-фигляр», человек уже достаточно пожилой и, как я предполагаю, судя по явному уважению, с которым к нему относились в ресторане, возможно, старейшина этой братии или какой-либо иной крупный авторитет; такой человек уже мог «позволить себе» что-либо: позволить шутку, красивый жест. И безусловно, в тот вечер мой собеседник, как и я, просто прогуливался, ибо нельзя допустить, чтобы он таким образом грабил, то есть спрашивал «сколько времени», а потом вырывал часы. Нет, так поступает мелкое жульё, но не профессиональные воры. Из разговора с мим, хоть он и был со мною очень мил, я заключил, что мой собеседник — это явно чувствовалось — недооценивает интеллектуалистов. Не испытывает к ним враждебности, но и недооценивает. Скажем, какой-нибудь профессор, поэт или что-то в подобном роде может даже существовать на этой земле, но земля, собственно, и без них обойдётся. Примерно такой вывод напрашивался из его слов. Кроме добродушной недооценки интеллектуалистов, я чувствовал ещё, что человеку этому хочется продемонстрировать некое превосходство надо мной, некое преимущество: дружески обнимая меня и произнося проникновенные слова, как было упомянуто выше, он обчистил мои карманы так ловко, что я этого не заметил. Пусть попробует это сделать с таким же блеском какой-нибудь там интеллектуалист!

Перевод М.Игнатова

Приключение в коридоре

Нотариус рассказал о досадном переплёте, в который он попал однажды вечером на лестнице из-за вывинченной кем-то лампочки. Профессор Тутка тоже угодил некогда в неприятную историю и по той же самой причине, только не на лестнице, а в тёмном коридоре. Он поведал, как это произошло.