Натюрморт с удилами - [13]
Вермеер Делфтский. У сводни.
Мы постарались взглянуть на жизнь голландских художников XVII века со стороны банальной, непоказной, с точки зрения скучных бухгалтерских приходов и расходов. Но эта трактовка лучше и честнее, чем пафос и сентиментальные вздохи, столь любимые авторами романизированных биографий, написанных для чувствительных сердец.
Что верно, то верно, судьба не щадила членов гильдии святого Луки. Нам известно, что Геркулес Сегерс и семидесятипятилетний Эмманюэл де Витте, угнетаемые материальными заботами, совершили самоубийство. Франс Хальс>{51}, Мейндерт Хоббема, Якоб ван Рёйсдал умерли в богадельнях. Бедность, алкоголизм встречались достаточно часто, но все же далеко не всегда. Знаменитый Филипс Воуверман>{52} дал в приданое своей дочери двадцать тысяч гульденов; маринист Ян ван де Капелле>{53} мог спокойно закрыть глаза, покидая этот мир: он оставил состояние, оцениваемое в сто тысяч гульденов и великолепную коллекцию из двухсот картин (среди них — Рубенс, Ван Дейк, Рембрандт), а также несколько тысяч гравюр. Нужно, впрочем, добавить, что ван де Капелле получал доходы в большей степени от процветающей красильной мастерской, нежели от живописи. Сохранившиеся сведения о жизни голландских художников скупы, ведь они относятся к той категории творцов, которые оставляют после себя произведения, а не жалобы и стоны. Действительно, тут не найти драматических сюжетов, нездорового румянца, каких-либо сенсаций. Все их земное существование сосредоточено в нескольких датах: рождение, получение звания мастера, женитьба, крещение детей и, наконец, смерть. Им можно позавидовать. Каковы бы ни были блеск и нищета, взлеты и падения в их карьере, их роль в обществе, их место на земле не подвергалось сомнению. Их профессия была признана повсеместно и была такой же несомненной, как профессия мясника, портного или пекаря. Никому не приходил в голову вопрос, для чего нужно искусство, — поскольку мир без картин был бы попросту непонятным.
Значительная часть современных художников становится на сторону хаоса, жестикулируя в пустоте или рассказывая историю собственной бесплодной души.
Старые мастера, все без исключения, могли бы повторить за Расином: «Мы работаем для того, чтобы нравиться публике», а значит, верили в смысл своей работы, в возможность взаимопонимания между людьми. Они утверждали видимую действительность со всей вдохновенной скрупулезностью и детской серьезностью, как если бы от этого зависели и миропорядок, и вращение звезд, и твердь небесная.
Да будет благословенна эта их наивность.
Тюльпанов горький запах
1
…a galant tulip will hang down,
his head like to a virgin newly ravished…
Robert Herrick>{54}
Вот история одного из людских безумств.
В нашем рассказе не будет ни пожара, истребляющего большой город над рекой; ни резни его беззащитных жителей; ни залитой утренним светом широкой равнины, на которой одни вооруженные всадники встречаются с другими, чтобы на исходе дня, после смертельной битвы, выяснилось, который из двух вождей заслужил себе скромное место в истории, бронзовый памятник или же, на худой конец, дал свое имя какой-нибудь улочке в убогом предместье.
Наша драма будет скромной, в ней мало пафоса, она далека от знаменитых исторических кровопусканий. Ибо вся эта история началась с невинного растения, с цветка, называемого тюльпаном, который — трудно даже представить — развязал всеобщие и необузданные страсти. Более того: для тех, кто исследовал сей феномен, самым удивительным был факт, что это безумие коснулось народа бережливого, трезвого, трудолюбивого. Напрашивается вопрос: как дошло до того, что именно в просвещенной Голландии, а не где-нибудь tulpenwoede — тюльпаномания достигла столь угрожающих размеров, что даже пошатнула основы народного хозяйства, весьма солидного, и втянула в гигантскую азартную игру представителей всех общественных слоев.
Некоторые объясняют происшедшее пресловутой любовью жителей Нидерландов к цветам. Есть старый анекдот: некая дама обращается к художнику с просьбой, чтобы он нарисовал ей букет редких цветов, поскольку их покупка ей не по карману. Именно так, должно быть, возник неизвестный дотоле художественный жанр. Заметим, что для этой дамы — вдохновительницы нового направления в искусстве, эстетические мотивы играли второстепенную роль. То, чем она на самом деле желала обладать, было предметом реальным — короной лепестков на зеленом стебле. Произведение художника могло стать лишь заменителем, тенью существующего предмета. Подобным образом влюбленные, надолго расставаясь, довольствуются взятым с собой изображением любимого лица. Изначально картина выражала лишь тоску по действительности — далекой, недостижимой, утраченной.
Существуют также и другие причины, более прозаические или даже низменные, которые, как мне кажется, в полной мере объясняют особую расположенность голландцев к цветам. Страна, лишенная роскошной, буйной растительности, зажатая в узких рамках рациональной экономики, удивляла многих путешественников своим необычным видом, ибо они не находили в ней даже шумящих колосящихся нив. Зерно привозили из-за границы. Земли было мало, и чаще всего она была худой, зато цена на нее — очень высокой. Большая часть пригодной для использования земли предназначалась для пастбищ, а также для садов и огородов. Сама природа вынуждала голландцев вести интенсивное хозяйство на грунтах ограниченной площади.
