Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - [141]
— Я склоняю, государыня, свою голову перед твоим укором, но в судьбе своей, дарованном мне разумении и здоровье держу ответ перед Господом нашим.
Она поклонилась свекрови, поцеловала у неё руку и поспешила уйти, страшась услышать новые оскорбительные слова. И только у себя в палате дала она волю слезам, но, понемногу успокоившись, приняла единственно правильное решение. Ни с кем не посоветовавшись, она пошла к своей старой мамке и пожаловалась ей на своё нездоровье, в котором прежде не признавалась даже себе.
Мамка обрадовалась ей, с двух слов поняла её тревоги и велела беречься. И лишь после этого Дуня открылась родителям. Среди лопухинской родни началось великое волнение. Дуню окружили вниманием, тягостным для неё. Она не смела отлучаться, к ней никого не допускали, и по этому случаю возле её палат была поставлена охрана.
Но, сколь ни тягостным было положение Дуни, на душе у неё было спокойно: верила, что скоро дождётся «света своего», что никто не посмеет более унижать её, даже свекровь. Та даже наведалась к ней, спрашивала о здоровье. Для Дуни это было великим облегчением, но она по-прежнему не понимала истинного отношения Натальи Кирилловны к ней. И только через многие годы ценой великих страданий поняла Евдокия, почему она была неугодна Нарышкиным, и не раз спросила себя: «Ах, государыня-матушка, за что ты так сурова со мной?»
Тем временем Лев Кириллович с великой натугой решал задачу, поставленную перед ним сестрой-государыней, — немедленно доставить Петра в Москву. Первым трудным делом для него, ещё не отдохнувшего с дороги, было добудиться Петра. Тот спал в лодке, сладко похрапывая. Его маленькая головка со спутанными волосами покоилась на кучке мешковины. Кафтан задрался до пояса, ноги босые. Лев Кириллович его и за уши дёргал, и в носу соломинкой щекотал — ни разу глаза не открыл.
Время было обеденное, хоть бы одна живая душа объявилась, только и слышен храп да скрип осиновых деревцев на ветру. Кучер пытался кого-то разбудить, но в ответ слышал брань либо мычание. Самому, что ли, пойти в карету да подремать? Но сон не брал Льва Кирилловича. Он вернулся к лодке и разбудил-таки своего племянника. Тот нехотя приподнялся, сел в лодке, хмурый, злой. Накануне сам смолил канаты, словно никому не доверял, потом была пальба из пушек. Лицо почернело, волосы у висков обгорели. Уморился.
Тем не менее, узнав, кто его побеспокоил, расплылся в улыбке, повеселел, затем объявил:
— Сейчас мы пир закатим по случаю твоего приезда!..
— Никакого пира! — испугался Лев Кириллович опасной затеи: откладывать возвращение в Москву было нельзя.
— Что так? Зачем тогда приехал?
— За тобой.
— Это матушка тебя уговорила? А может, Дунька?
— Пошли в карету. Дело есть. Секретное.
Пётр вышел из лодки, натянул на тощие ноги свалившиеся башмаки и, пока шли к просеке, где стояла карета, быстро рассказывал, чем завершилась устроенная им морская битва и кто отличился и получил награду.
— Такого ты ещё не видал. Вечером вернётся из плавания корабль «Стольный град Прешбург», будут фейерверки.
— Вечером мы с тобой станем уже подъезжать к Москве.
— Да не хочу я ныне в Москву! — чуть не с гневом воскликнул Пётр. — Какая муха тебя укусила?!
— Смотри, чтобы тебя самого муха не укусила!
Они остановились возле кареты. Рядом никого не было. Пётр требовательно смотрел на дядю, видимо ожидая разъяснения его угрозе.
Медлительный Лев Кириллович не спешил, однако, с докладом и сам словно бы ожидал от племянника некоторых разъяснений происходящему.
— Что смотришь? Али самому тебе неведомо: пока ты тут потешные сражения ведёшь, Софья с князем Голицыным собирают государское войско? Стрельцы голову подняли, а за них стоит и чёрный люд. Царя-де Петра недаром в народе антихристом кличут. Говорят, ты тут на какие-то бумаги ставил антихристово клеймо.
— Не затем ли ты и приехал сюда, чтобы довести до меня эти холопьи затейки?!
— Не одни холопы. Уже и бояре говорят, что царь опасно чудит и что тебе прямая дорога в монастырь.
Глаза Петра бешено округлились.
— Или бояре вольны мне указывать?! Узнают они у меня «монастырь»! Да матушка что же. или не смеет укоротить им языки?
— Что ты всё на матушку складываешь? — сердито возразил Лев Кириллович. — Она твоей помощи ожидает и твоего приезда. Места себе не находит от тревоги. Стрельцы уже расположились станом недалеко от Преображенского.
Пётр лишь теперь ощутил угрозу, повёл от волнения шеей. Матушка, видимо, права, что тревожится.
— Вот что. Скачи назад. Возьмёшь сколь надобно денег из казны и подкупи стрельцов. А я тут задержусь дня на два, не более.
— Ни на два часа!
— Да что случится за такой короткий срок?
— Я вижу, ты тут не поумнел. Твоя матушка не часы, а минуты считает. В таких делах надобны не одни деньги, но царская власть и царское слово.
— Я хоть сейчас готов приехать. Да как всё вдруг оставить? — Он махнул рукой на верфь. — Здесь тоже надобны царское слово и царская воля.
— Послушай меня, государь!
— Иди к чёрту! — И Пётр решительно зашагал назад.
Так и пришлось Льву Кирилловичу остаться. Смотрел вечером фейерверки и ночевал в карете.
Сын боярина Захарьина-Романова прожил яркую, насыщенную событиями жизнь. Он принимал участие в избрании царём Годунова и, оказавшись в опале, был пострижен в монахи, боролся против Лжедмитрия I и поддерживал Лжедмитрия II, участвовал в низложении царя Шуйского и выступал на стороне польского королевича Владислава. После конфликта с королём Сигизмундом III Филарет более восьми лет провёл в плену в Польше, а вернувшись в 1619 году в Россию, стал соправителем своего сына-царя... О жизни и деятельности крупного политического и церковного деятеля XVI—XVII в.в.
Осень-зима 1822–1823 г. Франция, Англия и загробный мир.В публикации бережно сохранены (по возможности) особенности орфографии и пунктуации автора. При создании обложки использована тема Яна Брейгеля-старшего «Эней и Сивилла в аду».
Это книга о двух путешествиях сразу. В пространстве: полтысячи километров пешком по горам Италии. Такой Италии, о существовании которой не всегда подозревают и сами итальянцы. И во времени: прогулка по двум последним векам итальянской истории в поисках событий, которые часто теряются за сухими строчками учебников. Но каждое из которых при ближайшем рассмотрении похоже на маленький невымышленный трагический или комический роман с отважными героями, коварными злодеями, таинственными загадками и непредсказуемыми поворотами сюжета.
Повесть посвящена одному из ярких и замечательных событий Великой французской буржуазной революции XVIII в. — восстанию 10 августа 1792 г., когда парижские санкюлоты, члены рабочих секций, овладели штурмом Тюильри, покончив с монархией.
Приключения атаманши отдельной партизанской бригады Добровольческой армии ВСЮР Анны Белоглазовой по прозвищу «Белая бестия». По мотивам воспоминаний офицеров-добровольцев.При создании обложки использованы темы Андрея Ромасюкова и образ Белой Валькирии — баронессы Софьи Николаевны де Боде, погибшей в бою 13 марта 1918 года.
Что мы знаем об этой земле? Дикая тайга, где царствуют тигры. Оказывается нет, и здесь стояли могучие государства с прекрасными дворцами и храмами, но черный ветер из монгольских степей стер их с лица земли, оставив только сказки и легенды в которых герои живут вечно.
Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.