Наступление - [24]

— Не трогай, по рукам получишь.

— Ох, господин унтер-офицер, чешутся у меня руки по этой штуке, — лукаво подмигнул ему Гайтаня.

— Руки, говоришь, чешутся? А если мы заставим тебя расстреливать коммунистов, будешь?

— Брось шутить, не на людей же автомат мне нужен.

— А на кого ж? На партизан, что ли?

— Что ты, душа человек! На иванов день застигла меня между Камено-Полем и Сине-Бырдо стая волков. Как я тогда спасся, одному богу известно. А если бы в руках у меня был этот автомат, я бы их всех до одного там уложил.

— Как же они тебя не загрызли? — шутливо подмигнул Кочо.

— Про то один бог знает, господин унтер-офицер.

— Ах вот как! — обжег его взглядом своих злых глаз Кочо. — Значит, волков ты хочешь стрелять, а коммунистов не хочешь? Ну, черный дьявол, берегись, доберусь я до тебя — шкуру спущу.

— Пожалейте меня, господин унтер-офицер, у меня девять детей, кто их кормить-то будет?

— Только детей плодите! А они, как подрастут, небось все до одного к партизанам убегут.

— Что вы такое говорите, господин унтер-офицер! Я тоже царю служу. Поезжайте по проселочной дороге, а то кобыла не подкована.

— Ничего с ней не будет. — И Кочо стегнул кобылу кнутом по крупу.

Легкой, задорной рысью она побежала к селу Долни-Сеновец. Вначале Кочо колебался, какой дорогой ехать, проселочной, вдоль реки, или по шоссе, но кобыла сама выбрала проселочную — ей нравилось бежать по чернозему, где ее неподкованным копытам было мягче ступать.

Кочо лег в сено на спину, закурил сигарету и бросил быстрый взгляд на изгиб Осыма, где дорога шла вдоль реки. Сладковатый запах свежего сена его пьянил, а спокойное чистое небо и сочное зеленое поле располагали к раздумью, от чего он уже давно отвык. Его грубая и развращенная душа была не в состоянии думать о чем-то светлом и хорошем. Все чистое в ней было уже давно вытравлено временем, проведенным в казарме. С самого первого года службы он жадно впитывал в себя все то отвратительное, что было в военщине для попрания прав человека и унижения его достоинства. И уже на второй, третий год он превзошел в этом своих учителей. Он полюбил крохи, перепадавшие ему с господского стола. Служил господам с собачьей преданностью, был готов пойти для них на любую подлость и низость. С поручиком Игнатовым унтер-офицер служил уже третий год. И чем больше Игнатов ругал его и понукал им, тем сильнее Кочо привязывался к нему.

Он жил одним днем, так как сознавал, что сделал немало зла своим близким и знакомым и поэтому кто-нибудь из них однажды все припомнит ему и отомстит.

Кочо не заметил, как дорога свернула в густые кусты акаций, под свисающие ветви, образующие зеленый тоннель. Запах листвы опьянил его, и он задремал.

* * *

Расставшись с Данчо Даневым, Калыч к рассвету был между Долни-Сеновцом и Лозеном. До Белицкого леса, где находился отряд, надо было добираться еще целый день. Идти днем было рискованно, поэтому он решил подождать наступления ночи в кустах акации.

Отдохнув, Калыч пробрался поближе к дороге. Издалека он услышал скрип колес телеги. Спрятавшись за кустом, он привстал на цыпочки. Из-за поворота показалась телега. Калыч не спускал с нее глаз. На сене полулежал человек в военной форме. Кобыла зафыркала и навострила уши. Лежащий на телеге человек дернул за узду, приподнялся и снова улегся. От радости у Калыча дрожь пробежала по телу. Сколько раз он мечтал об этом, сколько раз подкарауливал этого человека! Вряд ли ему представится более удобный случай свести счеты с Кочо.

Телега поравнялась с Калычем, и тогда он выскочил из кустов, ловко схватил левой рукой лошадь за узду, а правой наставил пистолет на Кочо, целя ему прямо в голову.

— А, попался, гад! — скрипнул он зубами.

Кочо испуганно заморгал, инстинктивно поднял руки, искоса поглядывая на автомат. Калыч ударил его пистолетом по зубам, разбил нижнюю губу. По подбородку Кочо потекла кровь.

— Что ты, что ты! — попытался он загородиться от нового удара.

— Слезай, скотина! — снова ударил его Калыч и завернул лошадь в кустарник между деревьями.

Кочо поднялся из сена. Держа руки над головой, слез с телеги. Калыч осторожно вытащил у него из кобуры пистолет, отшвырнул его в сторону и сказал:

— Эх, жалко, что нет бензина, не то облил бы тебя и поджег, другой смерти ты не заслуживаешь. Это ты спрашивал наших товарищей, какой смерти они хотят, легкой или тяжелой?

— Подожди, браток, не виноват я, выполнял приказ, я бедный человек… — Кочо с трудом двигал окровавленными губами.

— А сколько бедняцкой крови выпил, скотина? — толкнул его в грудь Калыч.

Кочо упал на колени и стал умолять его:

— Возьми меня с собой в лес, с радостью пойду, только не убивай меня!

— Нам не нужны бандиты. А ну, снимай сапоги!

Вспугнутая выстрелом, над деревьями с криком поднялась стая галок. Кобыла испуганно захрапела и начала бить передними копытами землю.

* * *

… В половине второго Игнатов вышел из канцелярии роты, решив пообедать в корчме.

Он не дошел и до середины площади, когда увидел, что со стороны церкви несется кобыла, запряженная в телегу. При повороте на шоссе около церкви задок телеги отлетел, ударился о камень и остановился у телефонного столба.