Наступление. Часть 2 - [10]

Да к тому же директора недавно вызывали в министерство авиационной промышленности, и там жарили, не только его жарили, всех жарили за пассивность и безынициативность. Директор, вернувшись из Москвы, и отпоив себя коньяком, естественно отжарил Сидорчука, намекнув тому, что если ситуация не изменится, то можно и заявление на стол положить, а если что-то будет… то можно ВТК оформить. Нет, не врачебно-трудовую комиссию — а временный творческий коллектив, была такая форма «неполноценного хозрасчета», первых ласточек новых времен. Собирали, разрабатывали, внедряли, экономисты заковыристым образом считали экономический эффект от внедрений, и часть от него клалась в карман инициаторам. Уже сами эти процедуры свидетельствами о том, что неладно что-то в нашем королевстве, ведь в те же тридцатые, да и в пятидесятые тоже, люди сами улучшали, несли предложения, готовы были домой не уходить только бы сделать, и никаких денег за это не требовали. А сейчас… нет, в самой идее временного творческого коллектива нет ничего плохого, наоборот — это нормально, когда люди продают свои знании и умения за деньги, ненормально только то, что они и зарплату постоянную еще при этом получать хотят. Рискуешь — так рискуй, как при нормальном капитализме. А то и рыбу съесть и…

Нехорошо, в общем.

Сидорчук примерно прикинул в голове контуры ВТК, примерно просчитал, как ему ко всему этому примазаться, и решил, что дело стоит того.

Так Рамиль прямо в кабинете «генерального конструктора» — он еще не был знаком с тонкостями советской научной и внедренческой деятельности, хотя работа тянула на Ленинскую премию в случае успеха — написал служебку на имя своего непосредственного начальника, и делу был дан ход.

Тут Рамилю повезло в который раз. Заместитель генерального конструктора Петр Иванович Ткачев, который еще пацаном в голодных годы уехал в «Ташкент-город хлебный» из Ивановской области да так тут и остался, и на работе которого выезжал Сидорчук, был человеком неравнодушным, и думающим, прежде всего о деле. И так получилось, что именно ему отписал Сидорчук — разобраться проверить расчеты и доложить.

Второй раз повезло в том, что на заводе была целая конструкторская группа из КБ Ильюшина, из Москвы, которая занималась проблемой повышения выживаемости самолета Ил-76 в условиях его применения в Афганистане. Здесь, в Ташкенте, заниматься этим было как нельзя кстати, потому что и целое авиационное объединение под рукой, с вычислительным центром, с каким-никаким КБ, с опытным производством, и Афганистан под рукой, если что-то нужно — слетал и разобрался на месте. Сюда, на заводское поле пригоняли поврежденные в Афганистане самолеты, и целая группа изучала характер повреждений, пытаясь прикинуть контрмеры. Делался «афганский вариант» самолета.

Группа эта — верней ее часть — только недавно побывала в Афганистане и на обратном пути попали в переделку. Считалось, что Стингер не может достать самолет, идущий на предельной высоте — но жизнь опровергла расчеты. В горах сильно разреженный воздух, и поэтому что пуля, что снаряд испытывают куда меньшее сопротивление и летят дальше. По идущему почти на предельной самолету засандалили Стингером, отстрел тепловых ловушек начали поздно, и ракета хоть и не попадала в двигатель, но рванула у хвостовой аппарели, вырвав кусок обшивки. В десантном отсеке началась разгерметизация, пришлось снижаться, пользоваться аварийным кислородным оборудованием и потом отогревать душу большой дозой авиационного спирта. Естественно, большой любви к моджахедам это не прибавило, зато подтолкнуло конструкторскую мысль в нужном направлении.

Самолет решили делать всесуточным, дневные перевозки из-за Стингеров и прочей дряни были уже опасными. Уже были готовы кое-какие нововведения, такие как увеличенные протектированные баки, локальное бронирование кабины, увеличенные в четыре раза кассеты для отстрела инфракрасных ловушек, но теперь решили сделать ход конем. Одно дело, когда самолет днем летит, и ты его видишь — а другое дело, когда он у тебя над башкой гудит где-то, а может это у тебя от излишне выпитого башка гудит. Тут не то что ракетой запулить — тут самолет и обнаружить то сложно.

Поступившие, надо сказать довольно наивные чертежи конструкторов не впечатлили, но после коллизии над Салангом душманам все желали только самой лютой смерти, и предложение оснастить самолет вооружением для нанесения ударов по духам легло на благодатную почву. Тем более, что по слухам КБ Антонова занималось чем-то подобным по заказу пограничников[8] и отставать было нельзя.

Первым делом — за основу взяли не серийный Ил-76, а усовершенствованный, существующий только пока в проекте и в единственно экземпляре на стапелях опытно-конструкторского производства Ил-76МА, то есть модернизированный афганский. Этот самолет отличался повышенной стойкостью к обстрелам и попаданиям ракет, а также новейшей, полностью автоматизированной системой РЭБ с автоматическим же отстрелом помех-ловушек. Это все против Стингеров и обстрела с земли при взлете-посадке, Ан-12 от этого же теряли.

Довольно быстро сконструировали три ложемента для орудий, двадцати трех и тридцатимиллиметровку решили разместить перед задней стойкой шасси и бензобаком, а гаубицу — за ним, у самого хвоста. Для этого даже пришлось немного изменить форму бака.