Настоящий потоп - [10]

Естественно, теперь ждать поступлений продовольствия из Румелии, способных прокормить огромный город, не приходилось. О крымском или египетском хлебе можно было только мечтать, треть же Анатолии, им контролируемая, прокормить сотни тысяч стамбульцев не могла. То немногое, что удавалось собрать, диван распределял между войском и жившими в Истамбуле янычарами-ветеранами. Именно эти уже не ходящие в походы воины и поддерживали хотя бы видимость порядка в умирающем городе.

Цены на хлеб и любую еду взлетели до небес, и базары, куда пригородные селяне привозили свои немудрёные урожаи, пришлось охранять целыми ортами. Немного погодя их вообще довелось вывести за пределы городских стен, слишком часто арбы, везущие еду, подвергались налётам, желанной добычей для грабителей были и ишаки или старые лошади запряжённые в них. Торговля собственными детьми стала обыденным явлением, их продавали, чтобы спасти. Но покупателей было несравненно меньше, чем продавцов. Ослабевшие от недоедания жители мёрли от любых, даже не очень опасных в другое время болезней, землекопы не успевали отрывать могилы.

Голод стал тяжёлым испытанием для горожан. Надо заметить, что благодаря шариату в мирные годы жизнь в мусульманском обществе куда менее криминализирована. Там совершается намного меньше краж и других подобных преступлений. Причём, меньше как бы не на порядок, чем в равном по величине христианском городе. Но срывается в разбойный беспредел исламское общество несравненно легче и с более тяжёлыми для его членов последствиями. Недовольство стамбульской бедноты было умело направлено на сохранявшиеся иноверческие общины. Из них к весне в городе осталась одна - ставшая совсем малочисленной еврейская, тщательно охраняемая проживавшими в Истамбуле янычарами. Даже патриарх и его окружение убыли на один из островов Эгейского моря. От всеобщего городского восстания Еэна спасала регулярная мобилизация желающих в армию, куда охотно записывались все сохранившие силы и имевшие здоровье.

Евреи-ростовщики продолжали свои дела, собирали выкупленные налоги, от них тёк, пусть ставший совсем тоненьким, денежный ручеёк, поэтому все попытки голытьбы пограбить и этот квартал пресекались самым жестоким образом.

К концу зимы в городе осталось очень мало детей и стариков, они оказались особенно уязвимыми. Многие пожилые люди сами уходили из семей, чтоб дать шанс на выживание собственному потомству. В исламе существует культ не детей, а подчинения старшим, ранее такого обычая, в отличие от Японии, здесь не было. Но в сложившихся обстоятельствах бабушки или мамы, видя угасание внуков или детей, добровольно покидали семью в надежде, что их малыши благодаря этому смогут выжить. Других, "недогадливых", не очень высокоморальные взрослые потомки изгоняли или просто убивали сами.

Неслыханное дело, но даже прелестями своих жён и дочерей некоторые стали торговать в открытую. Коммерция в городе почти умерла, и почтенные, уважаемые ранее люди, стали зазывать мужчин к своим ближайшим родственницам для удовлетворения похоти. Кстати, далеко не все посетители выходили из импровизированных публичных домов живыми. Убийство, ранее редкое в огромном городе, в эти страшные времена стало ежедневной обыденностью. Каждое утро стража собирала на улицах раздетые догола трупы.

Да что там проституция! Еэну пришлось принимать меры против каннибализма. Исчезновения людей теперь нередко было вызваны не тем, что они ушли или их насильственно увезли. Часто выяснялось, что бедолаг убили для съедения родственники. Были случаи, когда мужчины начинали убивать собственных детей, одного за другим, себе на еду. Некоторые даже пытались начинать торговлю человеческим мясом под видом козлятины или конины. По Истамбулу пошли шутки наподобие:

- А мясо в пирожке точно свежее? Этот ишак точно не сдох неделю назад?

- Что вы! Он ещё сегодня утренний намаз совершал!

Великий визирь приказал всех торговцев, не могущих предъявить доказательство халяльного происхождения пищи, казнить самым лютым образом, однако их число не уменьшалось. Дешевизна продуктов манила истощённых людей, не желавших задумываться о её причинах. Многие просто спешили воспользоваться случаем кинуть хоть что-то съедобное в вечно голодное брюхо, пытались накормить, спасти от смерти угасающих от голода родных. Население в столице сокращалось, но всё равно было слишком большим для территории, которую он реально контролировал.

Такое положение с продовольствием не могло не выйти боком властям. Еэну пришлось несколько раз за зиму бросать войска на подавление бунтов среди голодающих стамбульцев. От голода люди теряли страх смерти, и их приходилось убивать, чтобы остановить. Бунтовщиков беспощадно рубили, недобитых вешали, превращая целые улицы в лобное место, но самые жестокие кары наводили страх ненадолго. Пришлось даже прибегнуть к сожжению нескольких бедняцких кварталов вместе со всеми жителями, чтобы навести порядок. К счастью, самые крепкие и активные всё же охотнее вербовались в армию, так что недостатка в добровольцах у него не было. Оружейники в мастерских на всей подвластной территории работали не покладая рук, чтобы обеспечить новобранцев ружьями и саблями.