Настоящие мужики детей не бросают - [26]

Ее глаза сверкали таким блеском, что он долго молчал, ходил по комнатам, глядя в окна на скалистый берег Камы, поросший тонкими корабельными соснами.

— Хорошая болезнь, но мне вообще-то здесь нравится, — сказал Сан Саныч.

— Поняла, — грустно вздохнула она и стала снова смотреть в окно.

А потом он нашел у нее под подушкой учебник английского языка.

— Ты что, решила учиться? — удивился он.

— Пока не знаю, но английский никогда не помешает. Как считаешь?

Сан Саныч оказался для нее удобным трамплином для прыжка. Она сразу это поняла, едва с ним познакомилась. Он накупил для нее много нарядов, создал тепличные условия для роста, сделал ее популярной, и Александра времени зря не теряла: выучила английский, расширила кругозор, оперилась, выждав момент для прыжка. Точно она наперед знала: рано или поздно, но ее счастливый миг придет. И когда он настал, она его не упустила.

— Творец не создан для блаженства, — с онегинской мрачной миной отвечал фотограф всем, кто пробовал его утешить после того, как Александра его бросила.

Сан Саныч отшучивался, хотя бегство жены принесло ему столь сильную боль, какую он никогда до той поры не испытывал. Со временем рана затянулась, Смирнов понял, что вернуть возлюбленную не удастся, однако судьба сына продолжала его тревожить. Фотограф за короткое время супружеской жизни хорошо проведал легкомысленный характер молодой женушки, знал, что ребенок станет ей помехой, и, собираясь в Москву, верил, что стоит ему объявиться, как она без пререканий отдаст ему Сашку. Именно это твердое убеждение, а еще слухи о ее отъезде за границу и заставили его взять отпуск и отправиться на розыски сына.

Теперь у него в запасе еще оставалось три недели, за этот срок можно было договориться с Ниной о совместном воспитании Саши, чтобы он мог с ней или без нее приезжать к нему, подолгу гостить, особенно в летнее время, да и сам фотограф имел возможность чаще выбираться в Москву, его изредка приглашали на выставки, не говоря уже о более тесном сотрудничестве с московскими журналами. И все оборвалось из-за этой глупой нелепости: его схожести с маньяком. Не будь ее, капитану не за что было бы зацепиться. То ли и вправду все это случайность, то ли сама судьба противилась его сближению с Ниной и сыном.

Он вспомнил, что забыл уложить в сумку щетку и мыльницу, двинулся в ванную, забрал их, но мыла в футляре не оказалось, они давно с Денисом его измылили. Сан Саныч открыл ванный шкафчик с зеркалом, висевший на стене, в надежде найти небольшой обмылок, на сутки, ему больше и не надо, и вдруг увидел лежавший там скальпель с засохшими капельками крови на лезвии и рядом грязный бинт. Морозов хоть и жил один, но чистоту любил, никогда не оставлял на ночь мусор в доме и грязную посуду в раковине, каждая вещь у него лежала на своем месте. Слесарные инструменты в старом портфеле под ванной, обувь в обувной тумбе, медикаменты в аптечке, ножницы, клей, кусочки кожи, сапожная дратва с толстой иглой и другие порой необходимые в быту вещи хранились также в специальном ящичке, и бросить грязный бинт с окровавленным скальпелем в ванный шкафчик он никак не мог, не в его привычках, а значит, это сделал кто-то другой. И причем недавно, иначе, заметив такой непорядок, Денис все бы исправил. И скорее всего, тот, кто похитил негативы, больше некому. Но для чего маньяк это сделал? Чтобы подставить Смирнова? Тогда, выходит, он знал, что его арестовали, знал, что Морозов на работе, и безбоязненно вошел, забрал негативы, на всякий случай все, ибо некогда было просматривать, отбирать, аккуратно положил скальпель с бинтом и вышел, надеясь, что шустрый Климов в поиске вещдоков прошарит эту квартиру и обнаружит скальпель и бинт, на который многие могли обратить внимание. И тогда оперативники успокоятся, больше никого искать не будут и настоящий убийца получит небольшую передышку.

Этот вывод ошарашил настолько, что Смирнов даже обжег спичкой руку: он намеревался перед дорожкой попить чайку и хотел зажечь газовую конфорку.

— А как он мог узнать о моем аресте? — вслух спросил самого себя Сан Саныч. — Как?!

Его увезли в десять, затолкали в камеру, где он промерз до утра. Конечно, вся операция имела в своих кругах огласку. Те омоновцы, кто выезжал на операцию, знали, кого надо брать. Слухи поползли лишь сейчас, а вечером они вряд ли могли широко распространиться. Значит, маньяк каким-то образом имеет доступ к этой информации. Свои отпечатки со скальпеля маньяк, скорее всего, стер, но каплю крови оставил, чтобы улика была стопроцентной.

— Хитер, сукин сын! — снова выговорил вслух Смирнов.

Он хотел уже кинуться к телефону, чтобы позвонить Климову и поделиться этими блестящими догадками, но вовремя себя окоротил.

Тогда придется рассказать о скальпеле и бинте, которые фотограф нашел, капитан непременно примчится, а имея такие улики на руках, великий сыщик подвергнется страшному искушению, и Сан Саныч не даст голову на отсечение, что тот не воспользуется ими для укрепления собственной карьеры.

Он сунул скальпель и бинт в полиэтиленовый пакет, чтобы выбросить по дороге. Денису эти сувениры не нужны, а пинкертон Климов пусть до всего доходит сам.