Наставник Его Величества - [37]

В его руках большой пистоль.

Он станет точно офицером,

А, может, крупный бизнесмен,

Кто будет мальчику примером,

Сказать не можем мы совсем.

Но точно знаем, что покоя

Не будет знать огромный дом,

Забудут, что это такое,

Поскольку вместе мы живём.

А где-то рядом дочка Настя

В восторг приводит пап и мам,

Она сама по жизни счастье

И скоро будет в гости к нам.

Николь и Настя в том романе

Найдут себе свою судьбу,

Об этом в книжечке в кармане

Я чуть попозже напишу.

Я даже не ожидал, какой шквал аплодисментов и крики встретят моё незамысловатое стихотворение. На крики прибежал хозяин квартиры с женой, а за ними в комнату ввалилась толпа носителей золотых и серебряных погон с генеральскими зигзагами.

Глава 29

— Что случилось? — воскликнул генерал Алексеев, но увидев довольные лица молодёжи, сразу успокоился, а заметив меня, он указал на меня пальцем и обратился к генералам, — вот он возмутитель всего спокойствия, господа генералы. Молодой, дерзкий, умный, перспективный, погодите, он ещё нами командовать будет. А вы знаете, чью песню распевают юнкера наших военных училищ? Вот этого молодого фельдфебеля Николаевского кавалерийского училища. Я вам ещё скажу, что он мне напоминает моего старшего товарища, флигель-адъютанта ЕИВ и полковника Туманова Олега Васильевича. И он тоже полный тёзка моего старого товарища. Это совершенно случайное совпадение, которое случается раз в тысячу лет, и я уверен, что и здесь он появился не просто так, а по воле Всевышнего. Пойдёмте, господа, помянем моего старого товарища.

Один из генералов подошёл ко мне, положил руку на плечо и задушевно так спросил:

— Сынок, пойдёшь служить в мою дивизию?

— Сынок, — протянул я про себя, — в мой последний приезд в город Энск ты был подпрапорщиком в роте обеспечения учебного процесса кадетского корпуса, а сейчас смотри, генерал и меня сынком называешь, папаша, в твою дивизию, — а сам бодро сказал, — почту за честь, господин генерал, но как отметил генерал Алексеев: всё в воле Всевышнего.

Генерал так и не понял, что его вежливо послали вслед за всеми пить за моё прошлое и ушёл в довольном расположении духа. Это даже хорошо, что многие иносказания понимаются не всеми. Зато в глазах ААА я заметил туманную поволоку. Тонкие и чувствительные люди понимают, что это такое.

Внезапно в комнату вошла горничная и сказала, что господа генералы просят к себе баронета Туманова.

Я вопросительно посмотрел на ААА, но она непонимающе пожала плечами.

Я вошёл в залу и остановился у дверей. Негоже скромному фельдфебелю сразу переться к генеральскому столу.

— Подойдите сюда, Туманов, — сказал генерал Алексеев, — выпейте с нами за царствие небесное полного вашего тёзки, так вы на него похожи, что просто оторопь берёт.

И генерал подал мне гранёную стопку водки. За упокой солдата всегда пьют водку, и только для причащения к Богу пьют «Кагор» и едят смоченную в вине булку.

Я поднял стопку и сказал:

— За бессмертие души! За бессмертие души полковника Туманова и я уверен, что его душа находится рядом с нами и также пьёт водку за ваше здравие и процветание. Аминь!

И я выпил водку, закусив канапе с селёдкой и сливочным маслом, поданным мне матерью ААА и женой генерала Алексеева.

Все как-то умолкли, пришибленно оглянулись вокруг и тихо выпили из своих стопок. Я отошёл к двери, звонко щёлкнул каблуками ботинок с прибитыми к ним шпорами, а это я умел делать всегда, чётко повернулся и вышел.

Что-то я в мистику ударился, хотя лет через несколько нужно будет проверить место захоронения моего предшественника, зайти в мою старую квартиру, где мы проживали с Марфой Никаноровной, зайти к родственникам Терентьева Христофора Ивановича. Он пожил подольше меня и человек по натуре был писучий, уж он-то оставил свои записки обо всём.

Я вошёл в комнату к молодёжи и все взгляды сразу устремились ко мне: ну что-там? В ответ я поднял большой палец правой руки: всё окей! И все стали веселиться. Играли в буриме. Сочиняли стихи на заданную рифму. Игра шла как-то вяло и не оживилась с моим приходом. Молодёжи нужно было ещё что-то. Общее мнение — господин Туманов, почитайте нам ваши стихи.

— Хорошо, — сказал я, — но только одно стихотворение, мне нужно успеть в казармы до окончания срока увольнения. Восточное, — объявил я.

Я люблю считать моих верблюдов,

По ночам, когда совсем не сплю,

Вот урюк на старом медном блюде,

Я со смаком есть его люблю.

За моей спиной поют барханы,

Мне кальян подаст моя ханум,

Вот в тени сидят седые ханы,

Обсуждая тайны Кара-Кум.

После двух затяжек из кальяна

Мне открылся сладостный Эдем,

Все вокруг покрыто кашей манной,

Я один её никак не съем.

Я по жизни много где полазил,

Нюхал в городах я жизни дым,

Только лучше всех Европ и Азий

Маленький уютный мой кильдым.

Я молил в обед вчера Аллаха,

Чтоб не слал мне гурий по частям,

Будет целой, и на ней рубаха,

За неё я жизнь свою отдам.

Нет в саду моем цветочков,

В нем живёт любимая жена,

Я купил ей сто платочков,

Чтобы быть красивой для меня.

Я люблю считать своих верблюдов,

Словно деньги в пухлом кошельке,

Как фисташки на любимом блюде,

Как красавиц в нашем кишлаке.

Смех и аплодисменты. Я откланялся и вышел в прихожую. Я думал, что меня пойдёт провожать только ААА, но в прихожую высыпала вся молодёжная компания и даже несколько генералов выглянули из залы.