Наставник Его Величества - [33]

После ужина наш курс сгруппировался около фехтовального зала, что затрудняло возможность «корнетам» второго курса установить контакты с подопечными «зверями».

Наконец, мне доложили, что совет собрался и ждёт меня. Ждёт — это хорошо. Подождёт. Как говорят японцы: торопиза нада нету. Так и у меня нет необходимости торопиться и вприпрыжку бежать на совет.

Глава 26

Когда я подошёл к фехтовальному залу, совет уже исходил на нет от моей наглости, а второй курс обещал кары небесные моим «зверям». При моем подходе «корнеты» стихли. Такого ещё не бывало, чтобы в первый день занятий на младшем курсе были назначены свой фельдфебель и портупей-юнкера. Все помнили незабвенное от дедушки Крылова: знать Моська-то сильна, коль лает на слона. Да и нужно иметь в виду, что на улице был 1972 год и что перед ним не было никаких коммунизмов и мировых войн, за исключением скоротечной Первой мировой. Цивилизация проникала во все поры общественной жизни и дворянские привилегии во многих странах отменялись. Для правды скажем, что не совсем отменялись, а просто дворяне сами отказывались от них, становясь в один ряд с гражданами своей страны, привнося традиции поведения и образования в слои, не затронутые этими особенностями.

Наконец, я открыл дверь и вошёл в фехтовальный зал. В зале по центру стояли два стола, за которым сидели пять авторитетов со второго курса. По сравнению со мной они выглядели как пацаны, старающиеся казаться взрослыми. Комитет — понятие эфемерное, потому что в его состав входил весь второй курс. Но так не бывает, все не могут быть комитетом. Один выборный председатель и четыре заседателя для солидности.

Для меня стула перед столами не было. Предполагалось, что я должен был стоя выслушивать сентенции комитета.

Я взял свободный стул, поставил по центру и сел. Я фельдфебель, а они просто юнкера. И своего фельдфебеля они почему-то не избрали председателем комитета.

— Я вас слушаю, — сказал я и закинул ногу на ногу, помахивая этой ногой и позвякивая колечком серебряной шпоры, которые мне вручили в качестве приза в парфорсной охоте.

Комитет этого явно не ожидал и не знал, с чего начинать. Раз вы не можете или не хотите, то начну я.

— Так вот, господа, — сказал я, — я на построении вместе со всеми обещал, что буду следовать славным традициям Николаевского кавалерийского училища. Но только славным, а не вашим цукам. Из-за ваших цуков погиб поручик Лермонтов, который цукал майора Мартынова. Кто попробует мне цукнуть, я того развалю напополам вот этой шашкой.

Я повернулся и взял из пирамиды учебную шашку поновее, сделав несколько приёмов сабельного боя.

— А сейчас я вызываю на дуэль на шашках любого из вас или всех сразу, — и я начал бросать им шашки из пирамиды.

В любой армии есть шик бросания командиром холодного и огнестрельного оружия военнослужащему и лихость того в ловле брошенного оружия.

Два человека поймали брошенные мной шашки, а трое человек, в том числе и председатель, уронили шашки на пол и полезли за ними под стол.

— Нападать будете сразу или по одному? — спросил я и, не дожидаясь ответа, пошёл в атаку на комитет.

Рука у меня твёрдая, а мастерство не пропьёшь, оно уже в крови, особенно если ты не менее трёх десятков лет носил при себе шашку и постоянно тренировался с ней.

У первого «корнета» я тремя ударами выбил шашку из руки. Второй был поопытнее, но и его я ударил тупой стороной шашки по плечу, отчего он отскочил и начал потирать ушибленное плечо, благо на нас не было никаких защитных наплечников и нагрудников. После них я взялся за комитет, но, вероятно, у меня было такое зверское лицо, разгорячённое азартом боя, что три «корнета» предпочли ретироваться под недоумённые взгляды сокурсников и аплодисменты первого курса.

Я вышел полным героем для своих юнкеров и врагом для посрамлённых «корнетов». Всех юнкеров первого курса я предупредил, чтобы они докладывали лично мне, если кто-то из старшекурсников попытается их цукать.

Как это уже было во второй жизни в первом десятилетии двадцатого века, информация была очень сильным и действенным орудием. Кто-то из моих юнкеров сообщил «на волю», что фельдфебель первого курса баронет Туманов в сабельном бою поколотил цукеров второго курса и обратил их в позорное бегство. И ещё присовокупил историю Лермонтова и Мартынова.

На следующее утро газета «Ведомости» вышла с разгромным заголовком: «Фельдфебель Туманов посрамил цукеров Николаевского кавалерийского училища. Цукеры привели к дуэли Лермонтова и Мартынова». Телевидение только об этом и говорило. Главный раввин Петербурга пояснял, что цукеры — это не евреи и не сахар, а юнкера Николаевского кавалерийского училища, которые цукают своих младших сослуживцев и рассказал, как юнкер Лермонтов цукал юнкера Мартынова и чем этот цук закончился. Корреспонденты нашли бывших юнкеров, которые хотели служить по уставу и отрицали цук, за что были изгнаны из кавалерии. Цук быстро связали с неуставными взаимоотношениями в армии и перевели на то, что выпускники Николаевского кавалерийского училища занимают высокие должности в военном министерстве и насаждают цуканье и неуставные взаимоотношения в армии. Масла в огонь подлил престарелый генерал от кавалерии, который с умилением рассказывал, как его на первом курсе цукали как хотели и как он на втором курсе цукал всех, как хотел и кого хотел. Даже слеза прошибла ветерана. И тут же оперативно добрались до военного министра, который сказал, что он уже отрядил начальника Главного штаба с комиссией, чтобы разобраться с происшествием.