Наставница королевы - [116]

— Это за вашу любовь ко мне и верность, — сказала королева, вручая указ о назначении на должности и о полномочиях.

На мгновение я задалась вопросом: а не порвет ли она и этот документ, как поступила с другими? Впрочем, я знала Елизавету. То был дар, продиктованный ее любовью к нам, и она доказала это, позволив мне уехать вместе с Джоном на шесть драгоценных недель — на весь август и начало сентября, — хотя и говорила часто, что не в силах расстаться со мной.

Елизавета обняла нас по очереди, потом расцеловала меня в обе щеки.

— Я завидую вашему прочному и счастливому браку, — призналась она, переводя взгляд с Джона на меня. — Да-да, не нужно ни жалеть меня, ни причитать — я говорю то, что думаю: глядя на вас, я вижу, что такие браки бывают на самом деле. Да простит меня Бог — я по-прежнему люблю Робина и буду любить его всегда, однако я должна выражать свою любовь к нему не как женщина, а только как монархиня. — Ее темные глаза, унаследованные от Анны Болейн, наполнились слезами, но королева сердито сморгнула их. — Я стану думать о том, как вы верхом скачете по Энфилду, как гуляете в тамошних лугах и… и еще о многом другом, — добавила она, шутливо толкнув Джона в плечо. — Теперь ступайте укладывать вещи, пока я не передумала. Увидимся снова, когда весь двор будет проезжать мимо Энфилда, перебираясь на лето в Гемптон-корт, ибо нынешним летом приходится вновь спасаться от поразившей Лондон оспы.

Я видела, что Елизавета вот-вот расплачется. Она буквально вытолкала нас из комнаты и захлопнула за нами дверь. Как я за многие годы научилась читать ее мысли и разбираться в ее чувствах, так и Джон насквозь видел меня. Он тут же сказал:

— Нет, тебе не нужно возвращаться и утешать ее. Для этого у нее есть Мария Сидней — королева никогда не была холодна с ней, не то что с ее братом. Так что пойдем, иначе я, пожалуй, переброшу тебя через плечо и увезу — как мне хотелось сделать в тот день, когда ты чуть не утонула в грязной луже, торопясь в шатер короля Генриха с платочком, посланным ему королевой Анной. Идем же, идем!

И я пошла за ним.

Мы провели вместе несколько чудесных, благословенных недель. В наши-то годы, когда обоим уже перевалило за полвека, мы насладились вторым медовым месяцем. Мы предавались любви, спали допоздна, слонялись по комнатам полуодетыми. Мы катались верхом по густым лесам, где дубы и березы понемногу одевались в ярко-красные и золотые наряды. Гуляли, держась за руки, по садам Энфилда, бросали в ров желуди и пускали кораблики из листьев.

Джон выполнял то, что было положено ему по должности. Мы вместе работали над его книгой, а я к тому же продолжала свою рукопись, которая теперь получила название «Моя жизнь при Тюдорах». Я припомнила, что здесь, в Энфилде, без малого пятнадцать лет назад Елизавета вместе с Эдуардом узнала о кончине своего царственного родителя и о том, что королем стал ее брат. В тот день я осмелилась противостоять Эдуарду Сеймуру, лорд-протектору, отстаивая свое священное право утешать Елизавету.

И в сентябре следующего года, то есть в 1562-м, ее величество снова отправила нас в Энфилд, так что нам даже стало казаться, будто это наше собственное имение. И все же в эти дни любви, мечтаний, наслаждения красотой мне впервые за несколько лет вновь явилась во сне Анна Болейн. На этот раз она не вплыла через окно, как прежде, а вынырнула из неведомых глубин и отворила дверь в кромешной тьме.

— Помоги ей, спаси ее! — прошелестела она с отчаянной мольбой, подобно опавшим осенним листьям, гонимым ветром. — Помоги моей девочке…

Она отвернулась, пошла к двери и жестом позвала меня за собой. «За королевой полагается следовать… королеву надо слушаться», — промелькнуло у меня в голове. Но, как всегда в таких снах, я не могла и пальцем пошевелить. Это меня обрадовало, потому что следовать за ней мне вовсе не хотелось. Что ждет меня там, вдали? Непроглядная тьма могилы? Не знамение ли это моей надвигающейся смерти?

Должно быть, я вскрикнула или застонала, потому что очнулась в объятиях Джона, который укачивал меня.

— Все хорошо, все отлично, — говорил он нежно. — Это что, старый кошмар?

— Да… да, что-то вроде того, только немного не так.

— Ты очень скучаешь по Елизавете. Но ведь не пройдет и недели, и мы снова будем с ней, в Гемптон-корте, как в прошлом году. Поэтому давай пользоваться моментом — кто знает, выпадет ли нам еще такая возможность?

— Но я… Королева Анна позвала меня за собой к какой-то двери, ведущей во тьму, — должно быть, к лестнице, куда-то вниз. Думаешь, она предупреждала, что должна произойти беда?

— Нет, милая, нет, любовь моя. У тебя разыгралось воображение. Это ночные страхи, вот и все. Давай-ка, повернись ко мне спиной, я тебя обниму, и ты снова уснешь.

Я понимала, что хватаюсь за соломинку, но не могла молчать.

— Возможно, во сне кое-что изменилось из-за того, что именно вчера я подумала: как нам повезло, что все двери для нас теперь открыты, не то что в былые дни в Хэтфилд-хаусе или того хуже — когда я сидела в тюрьме Флит и в Тауэре.

— Бр-р-р! — отозвался Джон и сделал вид, что дрожит от страха. — Если ты снова вспомнишь о Тауэре, то у меня тоже начнутся кошмары, и совсем не потому, что нам пришлось там когда-то посидеть за решеткой. Дело в том, что меня ждет много хлопот, когда осенью мы возвратимся в Лондон, — объяснил он, явно стараясь отвлечь меня от тревожных дум.