Наставления бродячего философа - [218]

Там у Бога у порога две бочки стоят:

Одна с добром, друга со злом.

Тайна сия собывается во глубине сердца. Смотри же, не так ли оно есть? Фома в худшей жизни весел, а Козьма в лучшей омерзел. Не видишь ли, что в сем сердце горестные, а в том животные струи? Тот и тем, что было, веселится, а сей, имея в руках, смутится. Погребен и засорен животный источник в том сердце, в коем отворился ключ мертвых вод и фонтан денно и ночно изблевает горькие струи. Такие люди и за прошедшее добро не благодарят Богу, и настоящим не довольны, и, на будущее зазевавшись, жаждою тают. Жизнь их, неключима и вздорна, на части порвана, не имеющая постоянной и союзной сплоченности, будто метла развязана. Она подобна мученику, плетущему веревку в аде идолопоклонническом. Сколько бедняк соплел, то все то осел съел. Все то, что миновало, будто из воза надо. Они всегда постель удобряют, но всегда на утро спать отлагают. Немалый вред спокойствию и тогда, когда кто, воспоминая прошедшую жизнь, одни досадные припадки в зерцале своей памяти видит. Сей подобен мухам, не могущим сидеть на зеркальной гладкости, а отпадающим на места жесткие. Живописец светлыми красками одобряет темные. А мы, если коей горести из памяти выскоблить не можем, воображением прошедших и нынешних приятностей да растворяем. Музыкальные органы то напрягаются, то отпускаются. Так мир сей и жизнь наша то темнеют, то светятся и без примеси нигде и ни в чем не бывают. Музыканты из высоких и низких гласов составляют прекрасную и сладкую симфонию, а муж мудрый из удачных и неудачных припадков ткет жизни своей постав, и не красное в нем поле взорочными цветами украшает, дабы из горьких и сладких случаев красиво составить жизнь себе, как составляется день Господень из вечера и утра, из тьмы и света. Добрый и злой ангелы приставляются в рождении каждому человеку. От них-то в сердце противные себе пристрастности, или аффекты: радость и печаль; безопасность и страх; милость и злоба; правота и преступление; законность и беззаконие; удовольствие и досада. И сии-то суть противные оные противных себе двоих оных источников сердечных вечно источаемые струи, творящие жизнь нашу не равнотекущею, но замешательства исполненною. И воистину здравая и мирная душа благие пристрастности любит, обычно притом по врожденной преклонности и падает, но так кораблик свой парусит, дабы из пути не совратиться в излишнюю крайность и не заехать в безмерность, вредную и самим добродетелям. Вот Епикурово слово: «Кто-де бешено не влюбился во тленную сию жизнь, тот всерадостно встречается с завтрашним днем». Не будем бешено падки и жадны к богатству и чести, тогда она будет сладчайшая и трата ее не обеспокоит нас. Ибо жаркая жадность рождает жестокий страх, а страх, раздувая пламень жадности, дабы не потерять, мешает наслаждаться. А тот, кто утвердил сердце свое духом премудрости и разума, дерзновенно Богу скажет: «Боже мой, даруешь ли что мне? Благодарю. Отнимаешь ли? Не рыдаю». Таков один посылаемым от Бога даром сладко наслаждается. Мудрый Анаксагор[325], потеряв сына, сказал: «Он на то родился, чтобы умереть». Не удивляйся только, но купно и подражай. Отнят ли чин? Скажи так: «Я на то брал, чтоб возвратно отдать». Лишен ли богатства? Скажи: «Знаю, что оно протекающее». Не верна ли жена? Скажи: «Она добра, однако же жена». Изменил ли друг? Скажи: «Человек, как трава: днесь цветет, утром сохнет». Не говори: «Не ожидал я сего, не чаял, что последует». От нечаяния все страшные удары вырываются.

Царь Персей[326] не чаял, что потеряет Македонское царство, тем и сам с царством пропал. Чем пропал? От печали. Для чего? Не чаял сего. А победивший его Павел Емелиан, скинувши чин, нимало не печалился. Он взял на себя, зная, что опять его отложить должно. Нечаянность самою безделкою и мудрого Уликса поколеблет.

Бывает же и то, что сама собою вещь не страшна, а мнится быть страшна и сие пусто тревожит. Не почитай же страшною, и не вменяй комара во льва, тогда не повредит тебе. Оно не вредит ни душе, ни телу. А если что случилось прямо тяжелое, утешай себя тем, что сие вообще всех беспокоит. Например, зима, смерть и прочее. Царь Димитрий[327], доставши город, вопросил мудрого Стильпона: «Не потерял ли ты, друг мой, чего-либо твоего при взятии вашего города?» – «Ничего, ваше величество, я не видал, чтоб кто взял мое что-либо». Боже мой! Коль не разумеют люди, что внутри нас тайно живет истинное добро, которое ни тля не тлит, ни тать не подкапывает! Зачем же ты, человек, боишься фортуны? Видишь ли, что она у тебя отнять может то единое, что пустое, а над истинным добром твоим не имеет власти? Оно при тебе вовеки, во вечной твоей власти. Сердце твое, мысли твои, дух твой и разум, они есть корень и начало твоей фортуне, подвершенные плоти, разумеешь ли? Коликая его цена и величество? Ах, узнай себя, человек! Тогда дерзостно до фортуны то же, что сказал Сократ, скажешь: «Клеветники мои могут тело мое убить, но не сердце».

«Тело ты, о фортуна, озлобить и отнять можешь, но дух благочестия, дух премудрости и разума, дух истины со мною пребывает вовеки». Корабельный кормчий не имеет власти над волнами. Хитростью с ними борется, а не могущий победить уклоняется и со страхом ищет безопасности. Но царство и сила, воцарившиеся в сердце мудрого, премудрости Божией легко от всех бед избавляют. А когда неизбежная волна потопить устремляется и течь кораблю грозит погибелью, тогда дух мудрого выскакивает из тела, как из потопляемых лодок, на берег и кефу