Наследство за океаном - [13]
— Ну что же, старина Джон, счастливо. Очень жаль, что не можешь остаться подольше, но в следующий раз жду тебя с ночевкой, договорились? — наигранно-непринужденно сказал адвокат.
Когда Линдсей и управляющий спускались по лестнице, девушка, чтобы нарушить молчание спросила:
— Мистер Маквилсон назвал вас Джок, значит, ваше второе имя Джон?
— Вовсе нет. Все имена в роду Хазелдинов оканчиваются на Джок. Так же как и всех в роду Родес называют Дасти, это что-то вроде прозвища, по крайней мере, меня все называют Джок.
— Джок… Хазелдин? — неуверенно сказала Линдсей. — Ну наконец-то поняла, что мне это напоминает. Стихотворение Вальтера Скотта «Джок из Хазелдина». — Линдсей не удержалась и рассмеялась.
— Не вижу ничего смешного, — не слишком обиженным, но в то же время каким-то странным голосом ответил мистер Хазелдин.
Линдсей взяла себя в руки и успокоилась.
— Не обижайтесь, просто это такое романтическое стихотворение. Женщина, проливающая слезы по Джоку. С вами это как-то совсем не вяжется. Это имя вам не идет. Не отражает вашу непреклонность.
А про себя добавила «мрачность, суровость и все остальное в том же духе».
Мистер Хазелдин посмотрел на девушку скучающим взглядом, он явно не разделял ее веселья.
— Когда мои родители меня крестили, они только и думали, как бы вам угодить.
— Ну, это вряд ли, — внимательно посмотрев на управляющего, произнесла Линдсей, — вы мне в отцы годитесь.
Мистер Хазелдин резко остановился на лестнице, с вызовом взглянул на девушку и, саркастически улыбаясь, сказал:
— Зря стараетесь. Вы ведь хотите вывести меня из себя. Да будет вам известно, мне всего тридцать два года, а вам, если не ошибаюсь, двадцать два-двадцать три, так что ваши ехидные замечания в мой адрес абсолютно не уместны. А злитесь вы по одной простой причине — вашего имени нет в завещании.
У Линдсей непроизвольно руки сжались в кулаки. Девушка высоко подняла голову и с чувством заявила:
— Вздор и чепуха! Мне никогда и ничего не надо было от мистера Лекса Бредмора. Когда он прислал письмо, то моей первой реакцией было отказаться, но я не могла распоряжаться жизнью двойняшек, тем более не имея достаточных средств на их содержание.
— Как же ваша мать со всем этим справлялась? Неужели она ничего не откладывала на будущее двойняшек?
— Откладывала? Вы что, смеетесь? С чего ей было откладывать? Моя мама работала учительницей, а сколько платят учителям, думаю, вам примерно известно. Мы еле сводили концы с концами, выручали деньги, которые я зарабатывала. Нам даже не удалось выплатить по закладной, чтобы выкупить коттедж. Мы жили на грани нищеты десять лет, а потом мама не выдержала…
Управляющий вдруг крепко сжал руку Линдсей:
— А как же деньги, которые Лекс посылал каждый месяц на содержание ребенка? Он, правда, и не предполагал, что у него их двое, однако…
— Моя мама договорилась с адвокатом, вероятно, не с мистером Маквилсоном, что будет брать эти деньги только до тех пор, пока детям не исполнится по пяти лет и они не пойдут в школу, а мама — работать. Мы вполне справлялись, пока была жива тетушка Джин, но после ее смерти жить стало очень тяжело, но мы все же выдержали.
Темно-карие глаза мистера Хазелдина просто впились в серые глаза Линдсей.
— Это правда? Вы не лжете?
— Знаете, у меня нет обыкновения врать людям. Моя мама ни за что не взяла бы больше денег от этого человека.
— Так, так, так… Очень интересно, а…
— Вы что-то сказали?
Мистер Хазелдин раздражительно отмахнулся:
— Ничего, ничего. Это я просто сам с собой, но… Мне интересно, куда же отправлялись деньги.
— Что вы хотите этим сказать?
Управляющий бессмысленно уставился в пол, изучая носок своего ботинка, его пальцы нервно стучали по перилам.
Линдсей повторила свой вопрос.
— Видите ли, такая штука… ну, в общем, я предполагал, что состояние Лекса Бредмора значительно больше. Учитывая, что он имел возможность обеспечивать, так скажем, побочную семью в течение всех этих лет, то наличие отдельного счета у двойняшек не вызывало у меня ни малейшего сомнения.
Линдсей на минуту закрыла глаза, одна мысль пришла ей в голову, и она начала рассуждать вслух:
— Очень странно… Во время нашего разговора с мистером Маквилсоном он ни словом не обмолвился о размерах состояния Лекса Бредмора. Неужели я не вправе знать — ведь я являюсь опекуном детей.
— Соопекуном, — поправил управляющий и продолжил, тщательно подбирая слова, словно очень боялся сказать что-нибудь лишнее. Подобная осторожность озадачила Линдсей, и чувство недоверия вновь нахлынуло на девушку. — Я полагаю, вы не очень-то разбираетесь в юридических вопросах. Видите ли, точно оценить состояние не так просто, это же не торги или аукцион. Тут точную цифру вам никто назвать не сможет. Размер состояния никак не зафиксирован в банке, на каком-либо счете. Имущество Лекса Бредмора измеряется акрами земли, всевозможным оборудованием и так далее, в общем, это потенциальные доходы. Из года в год оно меняется, в зависимости от урожая, качества шерсти овец и тому подобного. Уверен, денег от дохода фермы, которые будут переводиться на счет двойняшек, вам хватит. Сумма, судя по всему, набежит приличная. Смею вас заверить, что в ближайшем будущем, когда все возможности фермы будут использованы, она начнет приносить значительный доход.
Жених Фионы Иан признался ей накануне свадьбы, что полюбил другую — ее лучшую подругу Матти. Фиона впала в отчаяние, ей казалось, что предательство любимого человека пережить невозможно. Но вскоре она отправляется в Новую Зеландию, чтобы стать гувернанткой для четверых детей-сирот. У детей есть опекун — их дядя Эдвард Кэмпбелл, но с ним у Фионы складываются отнюдь не простые отношения...
Юная Марго Честертон узнает, что ее жених любит другую, и в отчаянии хватается за предложение работать в Новой Зеландии. Там девушка встречает Пьера Лаверу, который познакомился с ней еще в Лондоне и полюбил с первого взгляда. Когда Марго внезапно уезжает, Пьер отправляется на поиски возлюбленной…
В каждом из нас живут демоны. Свои. Родные. А что будет, если парочка демонов сговорятся и поменяются местами? Её и его демоны. Рассказ о дружбе и любви, с запахом сирени и рыжими одуванчиками. С горстью романтики и незамысловатым сюжетом. С фэнтези-мистикой, конечно.
Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.
Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.
Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .
Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…
Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.