Наследство разрушительницы - [178]

– Смотри!

Усатый нагнулся. Из сумки вылетела рука Ады с зажатым в ней электрошокером и ткнулась ему в щеку. Мелькнула синяя искра, и парень рухнул на спину, разнеся вдребезги журнальный столик. Ада повернулась к профессору.

– Как вы, Анатолий Георгиевич? Идти сможете?

Профессор кивнул. Ада разрезала веревки и вытащила кляп. Руки и ноги профессора затекли и двигались с трудом. Ада, опасаясь, что кто-то из парней очнется, торопила.

– Скорее, скорее!

Профессора шатало из стороны в сторону, и Аде пришлось взять его под руку.

– Ничего, ничего, Адочка, – шептал профессор. – Ноги не слушаются. Сейчас восстановится кровообращение. Сейчас!

В прихожей он сорвал с вешалки свое пальто, схватил сумочку с деньгами и документами. Лифта они дожидаться не стали, а пошли по лестнице вниз. С каждым шагом профессор ступал все увереннее, а выйдя из подъезда во двор, даже побежал.

46

В ту самую минуту, когда Арина лежала без сна в своей роскошной кровати и пыталась понять, что ей теперь делать и где искать любимого человека, а Ада и профессор Парусников мчались в желтой «ауди» по улицам Москвы, Игорь проснулся. Пробуждение было тяжелым. Голова болела так, что любое движение отдавалось глухим ударом по лбу и по вискам. Игорь решил не шевелиться и попытался открыть глаза. Веки разошлись, но зрачок не уловил даже малейшего проблеска света. Судя по всему, в комнате царила самая настоящая египетская тьма. Зато другие органы чувств заработали в полную силу. Ухо уловило сопение нескольких носов, потом чей-то храп, который несколько минут нарастал crescendo, достиг апогея и внезапно оборвался, словно храпящего накрыли огромной подушкой. Со стороны другого уха донесся громкий кашель, чье-то ворчание, в котором можно было ясно различить пару-тройку матерных слов, громкий скрип кровати. Все эти звуки сливались в однообразный гул, который, как показалось Игорю, бил в голову извне, будто старался компенсировать внутренние удары. Нос окунулся в жаркое марево удушливых запахов, в котором преобладали запахи немытых тел, кислой капусты и аммиака.

Игорь пошевелился, проверяя, работают ли руки и ноги. С этим было все в порядке. Руки и ноги двигались, подчиняясь воле их владельца. Это уже хорошо. Значит, он, скорее всего, не в больнице. Не ранен, не попал в аварию и не парализован. Движение Игоря вызвало такой скрип кровати, что сразу с двух сторон посыпались проклятия. Игорь замер, пытаясь понять, кто его соседи и почему в одной комнате находится так много спящих людей. Где же он?

И вдруг он вспомнил. В голове совершенно ясно сложились события минувшего вечера. Он уехал из дома и долго бродил по улицам, а в его голове спорили два голоса. Один доказывал, что нужно вернуться обратно и поговорить с Ариной, рассказать ей о том, что удалось выяснить профессору Парусникову, посоветоваться и вместе принять решение. Другой даже слышать об этом не хотел.

«Как можно поставить влюбленную женщину перед таким выбором! – пафосно восклицал он и добавлял: – Мужчина так поступить не может».

Игорь склонялся на сторону то одного, то другого голоса.

«Это бесчестно просто взять и исчезнуть, – думал он. – Порядочные люди так не поступают. Она же волнуется. С ума сходит. Не знает, что и думать. Надо позвонить. Чтобы она не волновалась».

Он доставал мобильный телефон, но тут же понимал, что не сможет выговорить эти слова: «Между нами все кончено».

«Поезжай и поговори, – настаивал голос. – Объясни ей все. Пусть она сама принимает решение».

«Давай, давай, поезжай, объясняйся, – ехидничал второй голос. – Убеди ее раздарить огромное состояние, оставь ее без дома, без машин, без обслуживающего персонала. Оставь ее без копейки. И посмотрим, что она скажет тебе при первой ссоре».

«Но ведь раньше она жила без всего этого, – возражал Игорь. – Без дома, без машин и обслуживающего персонала».

«Жила, – соглашался голос. – Но тогда она не знала другой жизни. А теперь попробовала другое. Она заражена своим богатством. И вылечить ее не удастся. Никогда. И никому».

Игорь вышагивал километр за километром, подыскивая все новые и новые доводы.

«Я не собираюсь принимать решение, – резонно замечал он. – Я только расскажу, а решение пусть принимает сама». «Человек никогда не возьмет на себя вину, – тоном педагога- наставника заявлял голос. – Даже если решение примет она, виноват в последствиях все равно будешь ты».

«Хорошо, – соглашался Игорь. – Пусть я буду виноват. И что дальше?»

«А то, что вечное чувство вины превратит тебя в униженное, затравленное существо. А если так, то нет смысла городить огород.

Проведи с ней ночь и стань таким же униженным и затравленным. Но при этом она останется богатой и независимой».

В результате этих метаний Игорь оказался в каком-то баре, где пил водку, угощал какую-то компанию. Его целовали толстые женщины, а мужчины смеялись и хлопали по плечу. А он все пил и пил. Показывал, как надо греть в ладони коньяк и как стучать о стол стопкой текилы. Потом была улица. И чьи-то уплывающие вдаль рыжие волосы. Он бросился за ними. В этот момент он был готов рассказать ей все. Он догнал ее, развернул, прижал к себе и забормотал. Про отца, про пещеру, в которую они должны прийти вместе, про то, что ей придется от всего отказаться. А она била его кулачками в грудь и в лицо, отталкивала от себя и кричала. Что же она кричала? Что-то вроде: «Кто вы и что вам от меня нужно?» Потом он помнит чьи-то мужские руки, свалившие его на землю, нависшую над ним фуражку с полицейской кокардой, запах пота в машине, в которой его везли, и чьи-то слова: «Что ты ему вопросы задаешь? Он же на ногах не стоит. Пока не проспится, бесполезно спрашивать».