Наследство разоренных - [88]

Судья и его повар жили в одном доме, на протяжении многих лет общались друг с другом больше, чем с любыми другими людьми. И остались совершенно чужими.

Собака пропала две недели назад. Если ее укусила змея, она давно издохла. Или умерла от голода, если свалилась с обрыва и не могла передвигаться.

— Немедленно найди ее. НЕМЕДЛЕННО!

— Но, сахиб, я ищу ее. Я все время ищу.

— НАЙДИ. Ты виноват. Иначе УБЬЮ! Увидишь. Ты нарушил долг. Ты не уследил. Как ты посмел? Как ты посмел?!!

Повар подумал, что и в самом деле как-то недоглядел. Наверное, виноват он, раз его обвиняют. Плача, он вернулся в лес, побрел, никуда не глядя. Коль виноват, судьба накажет. Случится еще что-то ужасное.

Саи пустилась на поиски повара.

— Вернись! — кричала она. — Не обращай внимания, он расстроился, с горя дурит!

Судья пил на веранде, убеждая себя, что он в полном своем праве, что у него все основания для такого рода заявлений.

— Конечно прав… И убью!..

— Где ты? — звала Саи, ориентируясь по Млечному Пути, который лепча, как она узнала из книги «Мой исчезающий народ», называли Золунгминг. Мир риса.

— Не нашли? — окликнул ее со своей веранды дядюшка Потти.

— Нет. А теперь и повар пропал.

— Никуда не денется. Выпьешь со мной?

Но она продолжила поиски.

Повар не мог слышать Саи, потому что сидел в набитой битком кантине Тапа. Он горестно поведал о случившемся, но ни в ком не нашел сочувствия. Народ грохнул со смеху. Хоть искра юмора в эти тяжкие времена. Со… Собака! Ой, не могу! Ха-ха-ха! Собака! Люди мрут, никто ухом не ведет. От туберкулеза мрут, от гепатита, от проказы, да от простой простуды дохнут!.. Ни службы, ни работы, ни жратвы… А тут — траур по собаке! Скорбь мировая! Га-га-га-га-га!

— Ничего смешного, — обиделся повар, но тоже посмеялся, довольный, что развеселил народ. Он тут же ощутил двойной груз вины, повесил нос, завздыхал, слезу пустил. Ох, нарушил он долг свой! Почему не уследил за кутти!

Выпущенный из-под домашнего ареста Джиан сидел в уголке. Он не смеялся. Переживал. Черт его за язык дернул рассказать об этих проклятых ружьях… Давило чувство вины. Когда повар вышел, Джиан последовал за ним.

— Я не хожу на уроки из-за этих событий. Как Саи? — пробормотал он.

— Она очень расстроилась из-за собаки. Плачет.

— Скажи ей, что я найду Шамку.

— Да что ты?

— Скажи ей, что я пообещал. Не беспокойся, найду. Убеди ее. Найду и приведу домой.

Убежденность его не имела ничего общего с Шамкой и с его способностью ее найти.

Повар недоверчиво покосился на Джиана, не веря его обещаниям. К тому же и сама Саи не слишком высоко ценила способности своего учителя.

Но Джиан-то в себя верил. В следующий раз, когда он увидит Саи, у него будет для нее припасен подарок.

Глава пятьдесят вторая

Простор! Размах! Громада горы и стекающая по склону россыпь валунов, камней, щебня… Вырванные с корнями деревья. Муравьиная тропа дороги исчезает под завалом. Природа и человек, гора и дорога. Разбирают завалы и ремонтируют дорогу группы горбатых карликов, мужчин и женщин с большими корзинами, ремни которых врезаются в головы носильщиков. Карлики таскают грунт и камень, колотят молотами по клиньям, раскалывают камни, готовят полотно дороги, ее тело, которое затем покроется эпидермисом асфальта. Бижу вспомнил, как отец специально проводил его по свежеуложенному асфальту, чтобы укрепить тонкие подошвы башмаков. Но никто сейчас не копошится у завалов, парням из джипа приходится самим сдвигать валуны, откатывать в сторону стволы деревьев, разгребать лопатами землю. Так преодолели семь завалов. На восьмом джип увяз по самые оси. Вытащили, отъехали назад, поковырялись, разогнались, увязли — и еще, и еще… Разгрузили машину, сняли с крыши багаж — и еще, и еще… Рычит мотор, воет, надрывается… Вздох облегчения. Целый день они затратили на обычную двухчасовую поездку. Ну теперь уже скоро!

Джип вдруг свернул на узкую дорожку.

— Разве это в Калимпонг?

— Заедем по пути. Небольшой крюк.

Еще час, еще… Еще завал, второй…

*

— Скоро Калимпонг? — беспокоится Бижу. — Дотемна доедем?

— Не волнуйся, бхаи. — Остальные явно не волнуются, хотя уже темнеет.

Уже затемно они доехали до каких-то хижин, вкривь и вкось торчащих среди обширных луж. Патриоты выпрыгнули из джипа и разгрузили его, сняв и багаж Бижу.

— Долго еще?

— Приехали. Дальше дойдешь пешком. Вот тропинка.

Бижу похолодел.

— А как же мой багаж?

— Здесь оставишь. На сохранение. — Смеются. — Позже завезем.

— Нет!

— Проваливай!

Он окаменел. Лягушки смеются над ним так же точно, как и тогда, в Нью-Йорке, когда он слышал их в телефонной трубке лучше, чем голос отца. Горы. Лес. Тееста…

— Оглох? Бхаго! — Ствол направленной на него винтовки нетерпеливо подергивается.

Бижу поворачивается лицом к тропе.

— Только бумажничек-то оставь. И башмаки тоже.

— Ремешок его мне нравится, — вмешивается другой. — Хорошие вещи в Америке продают.

Бижу отдает бумажник, ремень.

— Башмаки забыл.

Он снял кроссовки. Под стельками деньги.

— И куртку.

Аппетит приходит во время еды. Джинсы и футболка тоже им нравятся.

Бижу дрожит, стоя перед ними в белых трусиках. Собаки со всей деревушки сбежались, привлеченные необычным зрелищем. Покусанные, в шрамах, в язвах, свирепые и побитые, одноглазые и одноухие, наглые и трусливые — модель человеческого сообщества. Глазеют из тьмы и хозяева собак.