Наследство одной ведьмы - [9]

— Хоть отвернись! Не подсматривай!

— Ну вот еще. Меня же нету, я не существую. А как может подсматривать тот, кого не существует?

Василиса махнула рукой и осталась в том, в чем была. Пока она готовила ужин, я сидел в уголке кухни:

— А не проще ли смириться? К чему все это?

— Прямо мои мысли, — заметила Василиса. — Я об этом думала полчаса назад.

— И что надумала?

— Решила, что покоряться безумию глупо. Сегодня мне видишься ты, завтра, возможно, увижу еще десять призраков и решу, что я Жанна д'Арк.

— Ты не Жанна д'Арк…

— Ну и я о том же…

— Но ведь ты и так со мной разговариваешь — клянусь, мне больше не надо. Да и вдруг… Вдруг болезнь сама пройдет.

Садясь за трапезу она отрицательно покачала головой:

— Не надо заниматься самолечением.

Затем она улеглась спать, не раздеваясь, лишь укрывшись войлочным одеялом.

Я сел в кресло напротив и глядел как она спит. Она часто просыпалась, проверяя, на месте ли я.

Лишь часа в три ночи я решил, что неплохо бы пройтись размять ноги. Краем глаза я видел, что она заметила мой уход и выдохнула с облегчением.

Ну что ж — пусть поспит спокойно до утра.

А утром…

* * *

А утром я вернулся.

Прошел тихо и уселся на кухне, ожидая когда она проснется.

— Доброе утро, — сказал я ей, когда она вошла на кухню.

Ответом мне был горький вздох:

— Угу…

— А почему «угу» а не «ага»?

— Да ведь утро же… Еще не проснулась.

Поела она на скорую руку — кофе, бутерброды. За завтраком читала какую-то толстую книгу.

— А что читаешь? — спросил я.

— Историю Испанской инквизиции…

— Ну и как?…

— Забавная это вещица — испанская инквизиция.

Сразу после трапезы стала одеваться.

— Поехали? — позвала меня из прихожей.

— Да ладно, могу и здесь подождать.

— Нет уж, поехали — все же из-за тебя собралась.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Что у нее было на уме, я не знал. Она же мне не сообщала, вероятно, боясь спугнуть.

Мы проезжали мимо больниц, мимо церквей… Дорога была мне знакома — хотя в городе было мало дорог, которые я бы не знал. Мы возвращались к нашему институту.

Но не доехав одну остановку, Василиса вышла из троллейбуса. Это был студенческий квартал. И действительно — Василиса направилась к одному зданию, вошла, поднялась по лестнице, прошла полутемным коридором. Постучала в нужную дверь, толкнула ее — заперто, постучала опять. Я прошел сквозь стену, осмотрелся — берлога явно мужская. Вернулся к Василисе.

— Нету там никого. Но если хочешь, могу попробовать открыть дверь.

Василиса покачала головой: не надо…

Дальше по коридору сидели и курили ее сокурсники, она подошла к ним, поздоровалась и спросила какого-то Витю.

— А на кой он тебе нужен? Ответили ей вопросом на вопрос, — По какой причине ты его ищешь?…

— Причина эта, — ответила Василиса, — стоит за моим плечом и дышит мне в спину.

Ребята посмотрели в указанном направлении и сквозь меня. Конечно же на мне их взгляд не задержался.

— А, тогда понятно. Так бы сразу сказала, мол рехнулась и ищешь родственную душу. Да на базар он пошел… Можешь его у нас подождать, чайку попьешь, согреешься. Только заварка у нас старая и кипяток остыл вовсе.

Василиса покачала головой побрела прочь.

Благо базарчик был недалеко и не столь большой — разминуться с кем-то по дороге к нему было трудно, а найти кого-то там — проще простого.

Наш случай не стал исключением — мы нашли его в ряду, где он покупал куриные яйца. Яйца эти были мелкими, грязными, и как следствие — недорогими. Собственно все эти эпитеты можно было бы применить и к самому базарчику.

— Ой, чего это у тебя на лбу? — начала Василиса вместо приветствия.

На лбу у этого приятеля переливаясь всеми цветами радуги рос фурункул.

— Это, понимаешь ли, третий глаз Вишну.

— Во первых не Вишну, а Шивы, — заметил я, — а во-вторых Шива ему попался какой-то косоглазый.

Фурункул явно был больше смещен к левому глазу.

— Витя, мне нужна твоя помощь… —.

— Мне нужна твоя одежда, — попытался пошутить я, — и мотоцикл…

— А что случилось? — Ответил он.

— Разве ты сам не видишь?

Он внимательно вгляделся в Василису. Меня он, конечно же не видел.

— Да, — заметил он, — у тебя что-то с кармой…

— По-моему, вопрос исчерпан, — сказал я, — пошли отсюда.

Но нет, меня никто не послушал, хотя я и был услышан. С базара они пошли вместе.

Шли они взявшись под руку, чтоб не упасть.

Погода стояла премерзкая, дул жуткий ветер, дул ветер, заметая снежинки в карманы и во все складки одежды. Снег был редкий, но злой, он как наждачной бумагой обдирал лица прохожим.

И весь город медленно превращался в огромный каток. Льдом покрылись даже газоны.

Мороз и солнце боролись друг с другом с переменным успехом. Утром дворники подсыпали песка, но днем лед таял, песок опускался на дно луж, вода не сходила. Ближе к вечеру ее схватывал мороз, и прохожие ближе к ночи видели странную картину — дорожки щедро посыпаны, но до песка пять миллиметров крепкозамороженного льда.

Но Витя шел без перчаток, руки замерзли и он чтоб поменять руки, он отпустил Василису, сделав пару шагов сам.

И тут я его и ударил.

Удар призрака — не самая сильная вещь в мире. Вероятно, даже наоборот — иной призрак будет лупить вас целый день, замучается в конец, а вы вероятно. Но я у меня получилось — я сделал подсечку, Виктор словно крыльями часто замахал руками. Но не взлетел, а, напротив, рухнул вниз.