Наследство - [184]
— Не думаю, — сказала Ольга. — Вряд ли. Да и что в такой толчее разберешь. Ты обознался… Скажи, а… Мелик…
— Нет, его я не заметил… А вы были там? Его там нет?
Ольга хотела спросить, откуда он знает про поездку (поездка была секретной), но лишь кивнула, на глаза у нее опять навернулись слезы.
— А Хазин? — поинтересовался Вирхов.
— Мы должны были встретиться с ним у мет'ро. Я, п'равда, немного опоздал… Ты считаешь, что он не п'ришел потому, что… Но ведь они не могли а'рестовать его в такой день! Неужели могли?! Но ведь это же бесчеловечно! Какое иезуитство! Негодяи! Нет, я не могу! Я не могу-у!!! — заорал он в полный голос.
И в ту же секунду наверху негромко ударил колокол. Толпа взметнулась. Одни повалили к решетке, другие назад, чтоб не быть задавленными. Какой-то мальчишка стал карабкаться на дерево, за ним полезли взрослые. Беспризорник в фуражке и клифте закукарекал. Еще двое-трое подхватили, некоторые просто кричали: угу-гу-у, ого-го-о!!! Слепец, которого вел безногий, вложив пальцы в рот, оглушительно засвистел, громче всех, свистевших вокруг. Треснула и упала здоровая садовая скамья, на спинку которой взобрались разбитные веселые девицы. С визгом они посыпались в разные стороны. Одну из них стукнуло больнее, двое мужиков, помигивая и ухмыляясь, под общий хохот помогали ей встать.
Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесех: и нас сподоби-и чистым сердцем Тебе славити-и!!! — набрав в грудь воздуху, запел во всю мочь Григорий.
Боковая дверь храма приотворилась. В освещенной полосе по одному на крыльце появлялись те, кто составлял маленький крестный ход. Они спускались с крыльца редкой цепочкой, чуть ли не пригнувшись, загораживая пламя свечек ладонями, тихонько шли вдоль стены, показываясь в просветах меж висевшими на решетке, и, поднявшись на главное крыльцо, протискивались обратно в храм.
Толпа по-прежнему кукарекала и свистела, но и пел уже не один Григорий. Ему подтягивала Ольга, старческая чета около них; кто-то беззвучно открывал рот. Сбоку заливался от души румяный, лишенный слуха и голоса студент с портфелем. Худосочный дружок, смущенный таким его поведением и подозревая, что тот сильно пьян, пытался увести его.
— Ты пойми, ты пойми, — шлепая толстыми губами и дыша метра на полтора дешевым портвейном, говорил румяный парень и обнимал дружка, чтоб похристосоваться с ним, — меня же мамка приучала! Понимаешь? Родная мать! Христос воскре-е-есе из ме-е-ерт-вых, сме-е-ертию-ю-ю… Родная мать, вот! У меня это вот где сидит!
Следуя его примеру, мужик, который помог подняться ушибленной девице, предлагал ей теперь похристосоваться и лапал за плечи.
— Не туда смотришь! — обернулась к Вирхову Ольга. — Вон, туда смотри! Видишь, кто это?! Вон, вон, на паперти!..
Вирхов вгляделся: сомнений быть не могло: как обычно, провоцирующе пугливо озираясь на людей за оградой, молитвенно сцепив руки со свечечкой пред грудью, по широкому церковному крыльцу проходила Таня.
— Да, это она! Она! — неизвестно почему торжествовал Григорий — Я вижу ее, вижу! Вот молодец, а?! Гово'рили же, что у нее было подряд т'ри се'рдечных п'рипадка?!
— Три припадка, да только не сердечных! — отрезала Ольга.
Последний из крестного хода скрылся в дверях. Колокольный звон оборвался. Толпа стала рассеиваться. Мимо важно прошествовал к машинам в переулке тот самый солидный господин с тростью, а под локоток его вел не кто иной, как Осмолов, отец Лизы, детской писательницы. Вирхов догнал их, осведомился о Лизе.
— Льиза уже выздоровельа, — заученно осклабился Осмолов. — Она вспоминальа вас. Она сейчас там, в церкви. Она сдельальась нынче рельигиозна. Польагаю, под вльиянием этой мильой старушки графини. Она тоже, сльава Богу, вы-звольена из кльиники. Они сейчас обе там…
— Ольга, ты знаешь, что Наталья Михайловна выписалась?! — спросил Вирхов, возвратясь к своим. — Она сейчас тоже здесь!
— Да… Я знаю… — наморщила лоб Ольга. — А разве вы знакомы?…Ах да, я совсем забыла! Ты ведь… тоже…
— Давайте подождем немного, — предложил Григорий. — Ско'ро все 'разойдутся, и можно будет войти!
Площадь быстро пустела. Из церкви также выходили теперь люди, не вынесшие духоты или рассудившие, что с них достаточно. Калитку отперли. Дружинники покинули ограду.
Ольга, Григорий и Вирхов осторожно, все еще боясь, что их задержат, приблизились к храму, вошли и затоптались в притворе у порога, остановленные не столько людскою стеною, сколько силою нестерпимого встречного золотого сияния. В воздухе, трансмутировавшем до некоего неведомого, излучающего жар, острого на вкус кристалла, звучали, будто высвечиваясь на его внутренних гранях, слова:
Ныне вся исполнишася света, Небо же, и земля, и преисподняя: да празднует убо вся тварь восстание Христово, в нем же утверждается-я…
На солее в парчовых облачениях служили трое священников. Первый — благостный, покруглее, Меликов приятель отец Алексей; второй — худой, черный, обросший не бородой, а щетиной, — напоминал чем-то самого Мелика: у того был бы такой же вид, если б он недели две не побрился. Третий был отец Владимир, переведенный сюда лишь недавно.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.