Наследство колдуньи - [99]

Напротив них, по другую сторону стола, сидела Лина и нервно теребила пальцы.

— Слава богу, вы уцелели! Чего не скажешь о нашем славном ослике! Мы слышали, как он кричал в ночи. Пресвятой Иисусе, если бы только у меня было побольше смелости…

— Ты бы умерла вместе с ним! — холодно урезонила ее Катарина и перевела подозрительный взгляд на Ангеррана и Мунию, которые, даже глазом не моргнув, пригубили горькое варево.

Она подлила в него святую воду. «Если это демоны, они выплюнут ее, корчась в судорогах, и уберутся обратно в ад!» — думала она, щурясь. В отличие от Лины, она не верила в чудо. Чудеса никогда прежде не случались у старой нураги ночью, при полной луне. Никогда! Любой, кто приходил туда в это время, умирал. Так было с тех пор, как из этого края исчез последний гигант. С тех пор как она поселилась рядом с мертвыми, чтобы слышать их стоны, чтобы бросить им вызов. Если этим двоим удалось спастись, этому должна быть причина.

Муния поставила чашу на стол и, невзирая на сильную головную боль, заставила себя улыбнуться.

— Потом я выпью еще, если у вас осталось.

Глаза Катарины превратились в щелочки.

— Вам понравилось?

— Конечно. Этот напиток придает силы.

Катарина налила ей в чашу остатки отвара. Либо дьявол насмехается над ней, либо приходилось признать, что Господь защитил этих двоих от верной смерти.

— Этой ночью ни шагу за порог! — решительно заявила она.

— Это уже не важно. Они не вернутся.

Ангерран и Муния переглянулись. Они одновременно сказали одно и то же, и оба были уверены в том, что это — правда. Катарина посмотрела сначала на одного, потом на другого. Лина вдруг вскочила и подбежала к окну, с которого сняли толстые ставни. Она услышала чей-то плач.

— Нурага, — пробормотала Муния.

— Нурага, — отозвался Ангерран.

— Что — нурага? — спросила Катарина, и по спине у нее пробежал холодок.

Муныя вдруг ощутила странное волнение. Она схватила Ангеррана за руку.

— Ты помнишь, что ты туда ходил?

— Если да, то откуда у меня взялась шишка на голове? И почему мы пришли в себя в том месте, куда ты добежала?

— Но, мне кажется, мы потеряли сознание совсем в другом месте! — Муния говорила, не обращая внимания ни на Катарину, которая не сводила с них глаз, ни на Лину. Та между тем вернулась к столу. За окном снова звучал детский смех.

— Ты ведь сама сегодня подняла там мой меч…

— Это правда, — с сожалением сказала молодая женщина. — Но минуту назад я готова была поклясться, что…

— Это нам приснилось, — сказал Ангерран.

Они не извергали из себя святую воду, не бились в корчах. И все же оба были одержимы духами. В этом теперь Катарина была уверена. Оставалось только узнать, как это случилось и ушли ли демоны или до сих пор пребывают в их телах. «Есть только один способ это выяснить», — подумала она. Она тихо, словно мышь, проскользнула к своей постели и стала шарить под подушкой.

— А что с пряностями? — спросил Ангерран, чтобы вернуться наконец в настоящее.

— Два бочонка целы, третий треснул, но его можно починить. Старшие мальчики занесли их в дом. Последний, четвертый, разбился на куски, когда осел упал, и все развеялось по ветру, — с сожалением сообщила Лина и, обернувшись, вскрикнула от изумления.

Муния и Ангерран обернулись и тоже увидели Катарину, которая размахивала распятием.

Муния первой поняла, что происходит. Ей хотелось смеяться, но из уважения к хозяйке дома она сдержалась.

— Я понимаю ваше недоверие, Катарина, особенно если учесть, что вы вчера мне рассказали. Что нам сделать, чтобы вас убедить?

— Поцелуйте крест, — свирепо приказала сардинянка.

— Но вы же не думаете, что мы… — вспыхнул было Ангерран, но умолк под умоляющим взглядом супруги, которая встала и подошла к распятию.

— Что теперь? — спросила она, выполнив распоряжение Катарины.

Ни он, ни она не рассыпались прахом, прикоснувшись к святому распятию. Катарина немного успокоилась. Она ущипнула обоих за правую щеку, пнула ногой в голень, не переставая неразборчиво бормотать какую-то молитву, а потом встала перед ними, уперев руки в худые бока. Во время процедуры Муния и Ангерран морщились от боли, а Лина нервно хихикала, но Катарина не обращала на это никакого внимания.

— А теперь мы пойдем в нурагу! — непререкаемым тоном изрекла она.

Глава 30

Спонтанность и порыв — вот слова, наиболее точно описывающие настроение принца Джема, когда он мчал галопом по лесным тропинкам, старательно объезжая кусты и низко растущие ветки. Эта своеобразная гимнастика обостряла все его чувства. На небольшом расстоянии за ним скакал Насух. Он с трудом выдерживал темп, заданный его повелителем. «И все же, — подумал Джем, — Насух — прекрасный наездник!» И он улыбнулся ветру. Любовь подарила ему крылья. Он ощущал себя орлом, парящим над вершинами, высоко-высоко над миром, и с презрением взирающим на озабоченно снующих взад и вперед людей. Свободен! Впервые за многие годы он упивался этим чувством. Каждый час, минуту, секунду все, что его окружало, приобретало новые краски, словно горевший в нем внутренний свет освещал все и вся. Земля и небо смешались, поглощенные бешенной скачкой. Зелень леса казалась ему сочнее, голубизна неба — глубже, желтые и красные россыпи цветов — ярче. Даже запахи, вернувшиеся к истомленной жарой земле после короткой ночной грозы, — и те представлялись более насыщенными. Это было не ощущение счастья — нет. Счастье — это приманка, которой он научился остерегаться. Счастье — это удержать в руках совершенный исключительный момент. В противном случае оно будет неполным. И таковым останется, пока он не увидит Елену де Сассенаж и не убедится, что их чувства взаимны.