Наследство Карны - [31]

Вениамин видел разницу. Но гордость Ханны тронула его.

У Исаака текло из носа. Ханна быстро нагнулась, вытерла ему нос и строго поглядела на него.

Андерс не видел Анну, потому что всю комнату заполнила Дина.

Фома слушал музыку, не выходя из дома. Он уже закончил дела и брился. Вдруг он вздрогнул.

Из пореза на верхней губе потекла кровь.

С пепельно-серым лицом он смотрел на свое отражение.

Вениамин слушал, прислонившись к стене у всех за спиной. Один раз Анна оторвала глаза от нот и взглянула на него.

Карна засунула в рот большой палец, закрыла глаза и крепко прижалась к пианино. Ее тело сотрясал гром. Звуки заполнили ее. Они бились в ней, все сильнее и неистовее.

Пальцы летали над клавишами. Вот они протянулись над ее головой. Выросли. Приблизились. Превратились в угрей. Извиваясь, угри тянулись к ней. Уже не угри, а камни с острыми краями, они царапали ее.

Карна перестала сопротивляться им. Позволила поднять себя к солнцу, и все исчезло в сверкающей черноте.

Вениамин видел, как она упала навзничь. Шум ее падения заглушил музыку. Маленькое тельце изогнулось над полом.

Он тут же оказался рядом и сунул ей в рот два пальца. Острые зубки впились в них. Что-то хрустнуло. Но он стерпел.

Плечи Карны вздрагивали, ноги били по половицам. Лицо покраснело и блестело; пена и кровь — Вениамин надеялся, что это его кровь, — бежали у него по пальцам.

Широко открытыми глазами она смотрела сквозь него.

Анна вскочила, она побледнела, и ее руки замерли в воздухе.

Последних грохочущих звуков в нотах не было. Меж тем они еще звучали в комнате.

Потом их заглушила тишина.

Увидев, что лицо Карны посинело, Вениамин с силой выдернул пальцы из ее зубов, чтобы она могла дышать. Ему показалось, будто он сломал рыбе шею и вытащил внутренности через жабры. Наконец он рванул лиф нарядного платьица Карны, и пуговки запрыгали по полу.

Белые стеклянные пуговки с красным сердечком. Одна подкатилась к новеньким летним туфлям Вилфреда Олаисена и закачалась на месте.

Незаметное подергивание подсказало Вениамину, что Карну сейчас вырвет. Он перевернул ее на бок и услыхал в пустом пространстве собственный голос.

Он звал Карну. Спокойно, ласково, неутомимо.

Глаза ее еще ничего не видели, но тело у него в руках выпрямилось и обмякло. Она затихла и побледнела.

Ни на кого не глядя, Вениамин унес Карну в ее комнату, оба были мокрые от пота.

Покой после припадка всегда приносил облегчение. Так было и на этот раз.

Но Вениамин получил предупреждение. Припадки падучей у Карны могли стать сильнее, чем он предполагал.

У Стине всегда был наготове отвар манжетки. Она тихонько вошла и молча поставила его на стол.

Вениамин не протестовал. Он знал, что Стине дает Карне и более сильные средства, которые плохо сочетались с его лекарствами.

Он обмыл Карну, переодел и сел рядом с ней.

Постепенно она пришла в себя.

— Папа, у тебя кровь. — Это первое, что она сказала.

Он взглянул на свою руку. Она прокусила ему указательный палец.

— Поспи, Карна, у тебя был сильный припадок. — Он смахнул с бледного личика влажные волосы.

— Ты не бойся, руки Ханны не опасные, — пробормотала она.

И забылась тяжелым сном.

Стол накрыли с обычной пышностью, ничего не забыли. Линду и Олаисену приходилось бывать на званых обедах, и они щеголяли перед дамами своей искушенностью.

За столом их было шестеро, Андерс и Вениамин сидели друг против друга в концах стола. Вениамин чувствовал необъяснимое раздражение. Стол не раскладывали, он был небольшой, но Вениамин в своем конце чувствовал себя одиноким.

Он должен был признать, что Олаисен, бесспорно, относится к тем, кого называют настоящими мужчинами. В Нурланде это имело большое значение. А настройщик, как слышал Вениамин, был к тому же еще и знатоком искусств.

Вернувшись в столовую, он заметил, что мужчин удивило его отношение к своим отцовским обязанностям.

Он так и слышал, как они говорят, оставшись одни: «Никто не спорит, припадок был страшный, и Грёнэльв, конечно, доктор, но разве он должен при этом быть еще и нянькой?»

Все молчали. Как молчат, когда на глазах у всех случается что-то неприличное. Вениамин уже сталкивался с таким поведением. Люди пугались припадков Карны и старались не замечать их. Его это возмущало, но он ничего не мог с этим поделать.

Анну посадили ближе к Андерсу. Бесконечно далеко от Вениамина. Наверное, поэтому он и не слышал, спросила ли она о самочувствии Карны.

Ханна же сидела рядом с ним. С другой стороны от нее сидел Олаисен с его огромными ручищами. Он держал их перед тарелкой, словно два редких, выставленных на обозрение предмета. Они говорили: «Вот руки настоящего мужчины! Они-то умеют грести!»

Андерс держал руки под столом. Словно боялся, как бы кто-нибудь, увидев его кулаки-кувалды, не подумал, что он собирается лишить человека жизни.

Впрочем, Олаисен привлекал к себе внимание не только своими ручищами, но и остроумными репликами. И своими планами. Будущее было в его руках, он собирался все поставить на свои места.

Вениамин вспомнил, что при первом знакомстве Олаисен показался ему весьма толковым. Немного наивным, может быть, слишком откровенным и хвастливым. Его пригласили в Рейнснес, потому что он привез настройщика, чтобы Анна могла играть на пианино. Кроме того, он сватается к Ханне и хочет построить пристань.