Наследство Карны - [25]

— У вас много предрассудков о судах и женщинах? — спросила Анна.

— Я бы не стал называть предрассудками все, чего нельзя объяснить, — насмешливо сказал Андерс. — Твоя мать, Вениамин, тоже рассказывала о плаваниях. Ты помнишь?

— Дина?.. — Вениамин запнулся, увидев лицо Андерса. С него как будто стерлись глаза и губы.

Андерс медленно наклонился, достал из кармана часы и посмотрел на них. Во время обеда!

Воцарилась тишина. Анна сразу уловила неловкость.

— Как вкусно! — воскликнула она, пытаясь поймать взгляд Вениамина.

— Пятно! — воскликнул он.

Она взглянула на свое платье.

— У тебя на руке родимое пятно!.. — чуть не с торжеством объявил он. Отложив прибор, он наклонился к Анне и прикоснулся пальцем к ее пятну с таким видом, точно поставил трудный диагноз.

Анна растерялась.

Наконец ему удалось отчетливо увидеть ее всю целиком. На другой стороне стола.

Он втянул в себя воздух и выдохнул его через нос. И опять втянул, не снимая пальца с маленького коричневого бугорка.

Андерс снова принялся за еду.

— Наша Олине — лучшая кухарка в приходе! — объявил он.

Ему никто не ответил. Анна не шевелила рукой. Нежная краска залила ей лицо и шею.

Вениамин еще ниже наклонился к ней через стол. Он даже привстал и согнул спину. Подняв ее руку, он внимательно рассматривал родимое пятно.

— Потом я еще раз посмотрю его, — сказал он и отпустил руку Анны.

В тот вечер Андерс рано лег спать.

Динино пианино стояло в столовой. Анна откинула чехол.

— Какой чудесный инструмент! — Она взяла несколько аккордов и тут же скривилась: — Оно совершенно расстроено.

— Я знаю. — Вениамин был пристыжен.

— На нем никто не играет?

— Завтра же пошлю за настройщиком. Мне следовало раньше об этом подумать. — Он стоял, засунув руки в карманы.

Анна закрыла пианино чехлом.

— На нем играла только твоя мать?

— Сара тоже немного играла.

— Сара?

— Дочь Фомы и Стине.

Анна кивнула. Она познакомилась с ними на берегу, но их было так много. Она не запомнила всех. Не поняла, кто из них был прислугой, а кто — родственниками.

За обедом выяснилось, что членами семьи были только Андерс и маленькая Карна.

— Наверное, если я стану на нем играть, это всколыхнет воспоминания?

— О чем?

— О твоей матери.

— Когда это было!..

Он сам слышал, что это звучит неубедительно.

— Может, мне начать учить Карну?

— Она еще мала для этого.

— Чем раньше, тем лучше.

— Что ж, если она захочет, было бы неплохо.

Он хотел снова наполнить ее рюмку. Вопросительно улыбнулся. Но она отрицательно покачала головой.

— Давай прогуляемся перед сном? — предложила она. — Так светло. Трудно поверить, что уже поздно.

Они шли через сад мимо беседки.

— Как романтично! — воскликнула Анна и заглянула внутрь.

— Дина любила по ночам пить здесь вино, если ей не спалось. Я не видел ничего романтичного… когда находил ее с пустой бутылкой и недокуренными сигарами.

Это прозвучало более горько, чем ему хотелось бы.

— Ей было так трудно?

Он насторожился, но весело ответил:

— Рейнснес — неподходящее место для таких женщин, как Дина. Да и для таких, как ты, наверное, тоже?

Анна шла немного впереди него, она обернулась:

— Это предупреждение?

— О чем?

Она остановилась. Белый песок из ракушечника поскрипывал у нее под ногами.

— Как бы там ни было, а я все-таки приехала в Рейнснес. Можно было бы все сказать ей сейчас. Повод был подходящий. Хочет ли она тут остаться? Или ей мало того, что он может ей предложить? Ведь здесь, в Нурланде, он всего-навсего знахарь.

Лицо, обращенное к нему, выглядело таким беззащитным.

Он вообще не мог говорить. Не смел к ней прикоснуться. Боялся отпугнуть. Чувствовал себя горой, которая чуть не обрушила лавину камней на что-то очень хрупкое.

— Ты хочешь что-то сказать мне?

«Как ей удается быть такой спокойной?» — подумал он, глядя на ее нос. Это было самое безопасное.

— Я рад, что Рейнснес кажется тебе романтичным.

— Я приехала не только затем, чтобы увидеть Нурланд.

— Правда?

— Меня заставили приехать твои письма. Ты считаешь, что это неприлично?

— Нет, смело.

— Почему?

— Ты забыла, что я дикарь с Северного полюса?

— Который цитирует Песнь Песней Соломона. — Анна улыбнулась.

Они прошли несколько шагов. Она снова обернулась к нему:

— Почему ты писал мне?

Он быстро подумал: надо сказать ей правду! Сказать, что его лишили лицензии. Нет, только не сейчас!

— Я не мог потерять тебя. Хотел занимать в твоих мыслях хоть маленькое местечко. Письма можно читать и перечитывать. Каждое письмо можно перечитывать без конца. Я думал так: даже если она выйдет замуж и нарожает кучу детей, она все равно сможет иногда писать мне и ее муж не найдет в этом ничего подозрительного. Ведь я всего лишь неопасный друг, живущий так далеко. Друг юности. Пусть идут годы, думал я, у меня есть ее письма. А мысли, о которых она не решается писать, потому что не хочет никого обидеть, я все равно читаю между строк. И никто не в силах отнять у меня мои мечты.

Он замолчал, потому что она отвернулась в сторону.

Они дошли до пакгаузов. Долго смотрели на чаек и гаг, находившихся под опекой Стине. Птенцы уже вылупились, и матери пытались заманить их в воду.

— Тут все похоже на сказку! — Анна глубоко вздохнула.