Наследство Империи - [9]

«Электричество, — ошеломленно подумал Кирилл, — вода».

Натали, однако, вовсе не смотрела в сторону, откуда наступала беда. Быстрым шагом обойдя по террасе бунгало и ни усомнившись ни разу, что процессия следует за ней, как реактивный выхлоп за дюзой, она выбралась на площадку, где стоял флайер, откинула дверцу и стояла возле, ожидая, пока пассажиры загрузятся в салон. Брюс утолкался первым, вместе с сумкой.

— Э-э-э.. — начал Кирилл, — вы позволите мне вас отвезти?

Вопреки его опасениям, Натали не стала спорить, а просто нырнула, наклонив голову, на заднее сиденье. Видимо, времени действительно не было, как и на оглядывания по сторонам, и на прочие выражения благоговейного ужаса.

Сам флайер в плане представлял собой плоский треугольник. Стеклянный колпак кабины заостренным гребнем выдавался вверх. Конструкция, оптимизированная, чтобы резать встречный поток. Панель стандартная. Фирмы-проектировщики очень неохотно меняют расположение управляющих элементов: массового покупателя непривычное, как правило, отпугивает.

Репульсоры, покрытые водой, отплевались и прочихались, флайер приподнялся, сразу приняв па себя свирепый удар воздуха.

— Носом, — посоветовал сзади Брюс, — круче к ветру.

— Нам же не в океан лететь! — огрызнулся Кирилл.

— В том-то и фишка. Балансировать надо направлением.

Легко сказать. На Зиглинде испокон веку не было ураганов. Бывали, правда, снежные бури на Сив, имперской тренировочной базе, но, во-первых, та Сив осталась во многих годах позади, а во-вторых, курсантов в плохую погоду летать не выпускали. Ненавижу полеты в атмосфере!

— Держитесь за пеленг, — сказала Натали. — На нем и доедете до космопорта.

В том, чтобы держаться за пеленг, не было ничего сложного, тем паче — для военного пилота. А вот удержать плоский корпус перпендикулярно вектору гравитации посредством джойстика, рвущегося из рук... придумайте, как говорится, занятие сложнее. Тем, в салопе, тоже, по всему, приходилось несладко, мужественная семья Эстергази то и дело издавала сдавленный писк и непроизвольные восклицания. Кирилл от души надеялся, что они адресованы погоде, а не его манере вождения. Флайер, судя по всему, вообразил себя воздушным змеем и норовил задраться любым концом от каждого восходящего потока.

— Есть у этой хрр... фигни какая-нибудь автоматика? — прорычал он. Болтало так, что терялся пеленг.

— Ритм ловите, — напряженно, невыразительным голосом сказал сзади Брюс. — Три счета на восходящем, три — на нисходящем. Или не три... не, это чуять надо.

Кирилл разом вспомнил все идиомы, запрещенные в детском и женском обществе.

— Кирилл, прошу вас, — таким же невыразительным голосом попросила Натали, — пустите Брюса.

— Каким, интересно, образом?

— Спинку откиньте.

Не успел Кирилл обсудить и оспорить данное предложение, как мальчишка, просунув руку между бортом и креслом пилота, дернул рычажок, и пилот, только-только задравший проклятущему флайеру нос... между прочим, от серых волн, всплеснувших под самым брюхом... опрокинулся на спину, цедя меж зубов неприличное слово.

Ну не драться же с ними! Отстегнув ремень и опираясь на локти, он оттянулся назад, а Брюс на четвереньках ловко прополз на его место, пристегнулся и явно привычно подогнал кресло под себя. На все про все — не больше пяти секунд. Натали висела на ремне, который обхватывал ее поперек талии, и вдобавок держалась за ременную петлю над головой. Ее лицо было зеленым, но спокойным.

Швырять, как вредно отметил про себя Кирилл, меньше не стало. Та же песня — вверх-вниз, сопровождаемая прыжками всех внутренностей к горлу и обратно. Однако Эстергази вроде как даже расслабились. Красная маленькая лампочка на панели слева горела ровно, то есть пеленг на эвакпункт держался.

Мало-помалу отпускало. Рывки вверх и вниз как-то синхронизировались с ритмом дыхания.

— Эта штука может в случае надобности сесть на воду?

— У нас есть надувные баллоны, — вымолвила женщина, почти не разжимая рта. Видно, боялась язык прикусить. — И мы герметичны. Но при таком волнении продержимся недолго. Разобьет.

— Вот она, — выдохнул Брюс. — Мам, смотри!

Женщина только ресницы опустила, глянув вниз и вправо, а вот Кирилл прилип к стеклу, как в детстве, обеими ладонями и носом. То, что он там увидел, в прошедшем времени описать было потом невозможно. Оно существовало секунду, один промежуток между ударами сердца. Это даже после вспоминалось как фрагмент сна, величественного и страшного одновременно.

Она переливчато-черная, в прожилках пены, — или мраморная, или живая, на выбор, что угодно, кроме воды. Впрочем, при такой скорости и массе ударная сила воды неотличима от камня. Мы движемся, она движется навстречу, и мы почти касаемся ее... чиркнем хоть кончиком плоскости, и все — мы больше не хозяева неба. Хотя какое тут небо: вокруг — сверху и снизу — вода во всех ее проявлениях. Но взгляд от нее, от изогнутой мучительной судорогой спины чудища морского, оторвать невозможно, и тяга к ней — как головокружительная тяга к падению. На берегу после нее не останется... ничего. Очень вовремя смазали пятки. При этой мысли кровь Нибелунгов в Кирилловых жилах превратилась в ртуть.