Наследники Скорби - [35]

Светла упрямо кусала губы и молчала.

Ихтор же незаметно вышел, не желая более пускаться в пререкания.

— Ты не стесняйся, милая, меня, — заворковала Нурлиса, едва только они остались одни. — Идем, идем…

И она повела блаженную через дальнюю дверь в мыльню.

— Рубище свое снимай да мойся. А я пока одежу чистую поищу. Эх, горе, где ж мне рубаху-то тебе девичью взять, одни порты…

Скаженная тем временем, не стесняясь незнакомой старухи, сбросила грязное платье и осталась нагой. Бабка исподволь оглядывала стройное молодое тело — мягкое, нежное, с высокой полной грудью, покатыми бедрами. Красивая девка, жаль, без ума в голове.

— Как же ты в логовище-то жила? — причитала Нурлиса, вынимая узловатыми пальцами из кудлатой головы дурочки обрывки тряпиц, перышек и шишек.

— Хорошо жила, бабушка, — часто-часто кивала блаженная. — Хорошо.

— Хорошо, говоришь? Как же тебя не загрызли? — пытливо заглядывала в безумные глаза старуха, уже заприметившая, что на шее Светлы нет никакого, даже самого нищенского оберега.

— А чего меня грызть? — улыбнулась скаженная, — я ж не семечки.

И, мурлыча что-то про себя, девушка начала намыливаться. Бабка же взялась собирать ее тряпье. Однако едва старуха собралась кинуть узелок с одеждой в печь, как юродивая кинулась коршуном:

— Ты что делаешь, родненькая?! Как же я без одежы ходить-то буду?

— Дык какая ж это одежа? Рванье одно, — опешила Нурлиса, — вон я тебе и рубаху приготовила.

— Не надо мне новой! Некрасивая она! Моя лучше, вон какая срядная! — блажила девка, вырывая из рук истопницы свои нехитрые пожитки. — Не забирай, бабушка!

— Тьфу ты, Хранители прости! — махнула рукой та. — Вон корыто возьми, стирай свою ветошь, а пока не просохнет, будешь ненарядная ходить.

Пока дурочка плескалась да полоскалась, Нурлиса успела задремать и не услышала, как девушка вернулась, неслышно прокралась к сундуку, достала из него кусок доброй холстины и сунула его под стопку своей стиранной одежды.

* * *

— Иди, иди, — Ихтор подтолкнул блаженную в спину. — Чего застыла?

Светла опасливо шагнула через порог и огляделась. В покоях целителя было светло, в раскрытые окна заглядывало солнце. С потолка свисали пучки трав. Пахло сушеным девятисильником. И вроде не было ничего лишнего: две лавки, покрытые невзрачными тканками, сундук с наброшенным на него тулупом, вытертая медвежья шкура на полу, стол у стены с горкой свитков да очаг в углу, а все равно — уютно. Под столом девушка заметила глиняную миску с молоком.

Пока гостья озиралась, из-за очага вышла грациозная рыжая кошка. Она вальяжно потянулась, зевнула и по-хозяйски неспешно двинулась к скаженной. Светла вздрогнула и попятилась, прижимая к груди узелок со своим добром.

— Ты чего испугалась, глупая? — приобняв девушку за плечи, успокоил ее Ихтор. — Это Рыжка моя. Она ласковая, смотри…

Лекарь опустился на колено и потянулся к кошке. Но она, вместо того, чтобы приластиться, как обычно это делала, громко фыркнула и ударила человека лапой, оставляя на тыльной стороне ладони четыре глубоких царапины.

— Никак приревновала? — усмехнулся крефф, слизывая выступившую кровь.

Рыжая капризница тем временем повернулась к замершей Светле, повела носом… и, выгнувшись дугой, зашипела, поднимая на загривке шерсть.

— Да что с тобой? — Ихтор подхватил свирепую подружку на руки и принялся увещевать: — Ты чего шипишь, как сковородка, а?

Он виновато гладил негодующую кошку, которая никак не хотела успокаиваться.

— Ничего, ничего… — заулыбалась скаженная. — Она место свое защищает, да и не бывает в одном дому двух хозяек. Ты не бойся, пушистая, не обижу тебя, и хозяин твой мне без надобности. Я вот посижу-посижу — да пойду ненаглядного искать.

Блаженная оправдывалась перед Рыжкой, словно перед человеком. Крефф смотрел на происходящее со стороны и уже сам себе казался скаженным — притащил в покой кошку, потом девку безумную, а теперь уговаривает обеих, чтобы поладили. Дожил на старости лет.

Рыжка наконец сменила гнев на милость, зевнула во всю пасть, выставив розовый, сложившийся черпачком язык, бросила на хозяина презрительный взгляд и спрыгнула на пол. Снова обнюхала Светлу и степенно, будто давая понять, сколь сильно безразлично ей все происходящее, удалилась под стол. Где и осталась сидеть, недовольно сверкая глазами.

Светла бочком прошла к очагу, растянула на веревке выстиранное платье, а сама свернулась клубочком на стоящем невдалеке сундуке.

— Беда мне с вами, — покачал головой лекарь и вышел.

Как бы ни хотелось Ихтору остаться в покойчике, пора было вразумлять молодших выучей и проверять, что там делают в покойницкой старшие. Небось, опять лодыря гоняют, вместо того чтоб делом заниматься.

До самого вечера крефф провозился в лекарской. То обозник со щекой раздутой придет, то настоек надо в отдаленную весь отправить с оказией, то первогодки горшки с отварами побили. Так и пришлось выдрать как следует, чтоб другой раз дурь придерживали.

Только когда стемнело, целитель, прихватив с поварни нехитрый ужин, вернулся в свой покойчик. Налил в Рыжкину миску сливок, позвал беспутную, но та не вышла, предпочла отказаться от любимого лакомства, но с постылым лиходеем дел не иметь.