Наследники погибших династий - [40]

– Прощай, – тихо сказала в никуда.

Было много работы, ужасающе много, к вечеру от усталости дрожали руки. Когда стемнело, а на севере темнеет за полночь, ко мне подошла Клэр:

– Мышка, как же так? – Она горько плакала на моем плече.

– Пошли к огню, – Жан обнял нас обеих.

– Дайте спирта, – попросила я.

Никто не выразил удивления.

– Тебе, может, морса туда или водички? – испуганно спросила Аманда, она попросилась к нам в отряд. Анаис, увидев девушку в работе, с радостью согласилась.

– Нет, мне чистый спирт.

Хочу чувствовать горечь на языке, пусть она обожжет мне горло и выжжет все мысли и сожаления из глупой головы.

– За Доминика, – не чокаясь, выпили.

Я не опьянела – заснула. Провалилась в черное нечто.

За Дипмиссией ушла большая часть солдат. Это и понятно, нужно было не только доставить оружие, но и научить им пользоваться. В Саомарской части перевала осталось около двух тысяч человек и раненые.

Командующие приняли решение отправляться в Мариестад. На всех раненых не хватило места. В городок неподалеку уже отправились за помощью. Два отряда медиков, включая наш, и две сотни военных в качестве охраны остались на перевале. Ждать, когда придут пустые телеги.

Если снова нападут – не выживем.

Я сидела на земле – устала, так устала, а конца войне не видать… Ирбис, который был рядом, зарычал и потянул меня в сторону. Он всегда так делал при приближении опасности.

Подняла глаза – идут…

Побежала к Анаис – сказала. У нас было немного времени, может быть, около получаса – для чего? Сама не знаю. И снова бойня, но на этот раз на полное уничтожение. Конвенция? Медики неприкосновенны? Объясните это гранате, которая летит в Жана, штыку, рвущему грудь Клэр. Анаис схватила меня и Аманду за руки, затолкала в какой-то погреб, мы даже не сопротивлялись, настолько были испуганы, накрыла сверху крышкой. Помню, как она сказала: «Не сметь умирать!» И мы не смели, прижались, закрыли друг другу глаза и молились святой Амелии, Серебряный скулил рядом, будто собака.

Не знаю, сколько мы просидели, несколько часов или дней, в темноте время идет по-другому. Забились в самый дальний угол и хватались за руки друг друга, чтобы чувствовать: кто-то рядом. Звуки сражения давно стихли, долматцы, видимо, ушли. Потому что голосов тоже не было слышно.

– Пошли? – шепотом спросила Аманду.

– Давай, – такой же тихий ответ.

Я толкнула крышку – та не поддалась. Аманда помогла мне, вдвоем – справились.

Я вылезла первая, подала ей руку, а потом повернулась лицом к перевалу.

Мертвы. Все мертвы, никого живого.

Вот и Жан, ему оторвало обе ноги, Клэр – глаза застыли и смотрят в прозрачное осеннее небо. Анаис – рядом с погребом, выстрел в сердце.

Я так и не узнала, почему она поехала на войну…

Это театр, это пьеса о войне, а все вокруг – декорации. Сейчас опустится занавес, и зрители, поднявшись с бархатных кресел, зааплодируют.

Браво! Браво! Так реалистично! Цветы полетят на сцену, а актеры выйдут на поклон.

Может быть, так и будет, где-то в параллельных мирах…

– Надо уходить, – сказала я Аманде.

– А надо ли?

– Надо, мы обещали Анаис. – Взяла ее за руку и повела за перевал, в Такессию.

Почему? А почему нет? Какая разница, где тебя настигнет пуля? А так, может быть, догоним Дипмиссию.

По дороге нашла серый холщовый мешок, собрала все, что могло нам пригодиться из того, что нашла, конечно. На тела старалась не смотреть, отводила глаза от знакомых лиц. Те, с кем работала в Истаде, солдаты нашего гарнизона, вчерашний мальчишка-пациент, а ведь наутро выжил, я тогда ошиблась. Прожил на два дня дольше.

Аманда сидела на холодной земле и ждала, взгляд ее ничего не выражал.

Я надела на нее чужой мундир – ночью становилось холодно, приближалась зима. Напоила водой, и, опираясь друг на друга, мы перешли границу.

Нет ничего романтичного в единении с природой: спать на холодной земле, постоянно мерзнуть и испытывать непреодолимое желание помыться. Мошки кусают, трава сырая, а если не туда наступишь, ноги окажутся по щиколотку в воде, хоть и место сухое. В лесу водятся змеи, встреча с ними не самое приятное приключение. А разжечь костер – до сих пор непосильная для меня задача.

– Ешь. – Я вложила в руки Аманды жестяную банку с тушеным мясом. Еле открыла; пока пыталась разрезать ножом крышку, сильно оцарапала руку, благо ирбис рядом.

– Не могу.

– Надо. – Я затолкала в нее полбанки. Вторую половину съела сама. Положила ее голову себе на грудь и ласково гладила по рыжим кудряшкам.

Мы нашли небольшое ущелье, немного поднялись в гору. Хотели, сколько сможем, подняться выше, чтобы посмотреть, в каком направлении двигается наше войско. Диких зверей я не опасалась – Серебряный поможет. Я боялась сейчас только за Аманду.

Это был срыв. Тяжелейший эмоциональный срыв.

– Где ты работала все это время?

– В Карлстаде. – Забавно, тот город, который я выдавала за свой.

Туда тоже привозили раненых из Мариестада, тех, кто мог доехать. Город был в глубине Норд-Адер – и Долматия, слава Святым, до них не дошла. Значит, она впервые на передовой.

– Ты оттуда? – неправильно истолковала она мою реакцию.

– Нет, Солнышко, – она и была маленькое рыжее солнышко, – я родом из Лосса, это в Сид-Адер. – Я хотела вывести ее из этого состояния, встряхнуть, перевести мысли в другое русло – удалось.