Наследники Ост-Индской компании - [45]

Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что не точно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего».

Поэтому человек это бездна, и целого мира ему мало. Лишь Господь может заполнить эту бездну.

… Прихожане не привыкли к таким длительным проповедям, но то, что говорил приехавший из Англии священник, им понравилось. Все в целом никто не запомнил, но почти каждый ухватил какой‑то фрагмент, который заставил думать и после того, как служба закончилась. Для настоятеля архимандрита Петра это оказались слова «И целого мира мало». Сначала они дали ему повод для иронии: ведь именно так назывался один из фильмов о Джеймсе Бонде. Но потом в памяти всплыли многие другие фразы из проповеди. И отвлечь внимание от них было все сложнее…

Маньяк

Григорий Александрович взволнованно обсуждал с отцом Аристархом судьбу одного из тех, кто при нем прошел инициацию у сэра Джона в бывшем особняке Скотниковой:

— Представляешь, такой осторожный был, сволочь! Жертв своих выслеживал, как чуял! Меня вызвали, как психиатра побеседовать на предмет вменяемости. Так он рассказал, что чувствовал, от какого ребенка отошла «защита», как он это называл. Семь замученных детей на его совести!

— Страшно все это, — грустно сказал священник. – Но ведь не все так просто с последним мальчиком было…

— Это да, — серьезно сказал Григорий. – Он оказывается за день до того, как ему этому маньяку в руки попасть, поймал бездомного щенка и выколол ему глаза… А мальчишке – всего шесть лет! Что бы с ним дальше было?

— Дальше? Стал бы таким, как тот, кто его поймал! Но ведь спасли его?

— Да, только один глаз маньяк уже успел ему выколоть. И тут как раз милиция подъехала. С поличным взяли… Гадкий мальчишка, конечно, но все равно жалко его!

— А мне кажется, что для него лучше быть с одним глазом таким, каким он стал, чем с двумя таким, как он был, — задумчиво произнес священник. – Ты знаешь, что он был у меня на исповеди?

— Да ну? – удивился Григорий.

— И не просто был. Он сказал, что что‑то темное вышло из него в тот момент, когда тот человек ткнул в его глаз ножом. Мальчик вдруг понял, что чувствовал тот щенок, которому он выколол глаза. А ведь за тем щенком должно было быть много разных беззащитных животных, а потом и людей… А теперь этого не будет – зло покинуло этого ребенка. Он нашел того щенка, теперь он будет жить у него. Родителям сложно все это понять, я долго с ними говорил. Но это тот случай, когда Господь зло оборачивает ко благу.

— Я часто задумывался: откуда в детях бывает столько зла? – спросил Григорий Александрович. – Как психиатру, мне приходилось видеть столько маленьких монстров! Я часто задумывался над тем, что после Хрущева у нас не было смертных казней несовершеннолетних, а может зря? Ведь бывают совсем маленькие дети, которые с особой жестокостью убивали и истязали своих сверстников…

— Сам ребенок ведь не вполне виноват, что он стал сосудом зла, — ответил священник. – Поэтому правильно, что государство не казнит детей. Другое дело, что зло должно быть наказано, и никакой возраст не должен быть причиной увильнуть от расплаты. Потому что земное наказание останавливает дальнейшую цепь преступлений, самому преступнику дает шанс измениться…

— Ну, я только Достоевского вспомню, из тех, кого тюрьма исправила! – скептически сказал Григорий Александрович.

— Не обязательно тюрьма. И не обязательно наказывает государство. Мне запомнился один рассказ из патерика, про одного святого, жившего в пустынном месте. Львы приходили греть его, спали рядом с ним. И один путник очень поразился, как такое может быть? А святой сказал ему, что через некоторое время эти львы разорвут его. Потому что когда‑то он был пастухом; его собаки напали на прохожего и загрызли его, а он видел все, но не отогнал их… Ничто в мире не пропадает: совершая тяжелый грех, человек сам идет к своей смерти. И чем больше человек умножает свои грехи и беззакония, тем тяжелее для него покаяние!

— Ты меня что‑то напугал: у меня ведь столько всего было! – вздрогнул Григорий.

— Ведь не обязательно наказанием будет что‑то плохое, — улыбнулся отец Аристарх. – Вот ты полностью изменил свою жизнь: ведь очень тяжело временами бывает?

— Бывает, и еще как!

— Это ведь тоже форма искупления греха – не повторять то, без чего долгие годы не мыслил свою жизнь.

— Слишком просто!

— Да нет! Ты еще в самом начале этого пути, а сколько еще будет сложностей! И, возвращаясь к детям: Блаженный Августин писал, что дети называются безгрешными не потому, что у них нет грехов, а потому, что они не могут причинить существенного вреда. И если бы ему предложили на выбор – умереть или вернуться в детство и школу, то он с радостью предпочел бы смерть…

— Ты прямо от этого отца Василия заразился манией цитирования! – усмехнулся Григорий. – Он мне, кстати, дал тоже тут книжку Клайва Льюиса. Там есть письма детям. Так вот он в одном из них очень непедагогично написал, что из трех школ, в которых ему довелось учиться, в двух было хуже, чем в окопах Первой мировой войны…