Наследник фаворитки - [81]
…Утром, когда они снова встретились на условленном месте, Алик, критически оглядывая припухшее, обесцвеченное лицо Юраши, участливо поинтересовался:
— Ну и как?
На лице Юраши появилось самодовольно-мечтательное выражение. Он с чувством потянулся.
— Алик, слышь, — в голосе Шарикова появились необычные нотки, и Архипасов насторожился.
— Что? — быстро спросил он, на ходу оборачиваясь к приятелю. Тот молчал. Алик остановил его, схватил за плечи. — Что случилось? Опять чего-нибудь натворил?
Юраша с усилием отцепил его руки.
— Ничего не случилось, — сказал он стыдливо, и слабый румянец показался на его бледных щеках. — Я хочу на ней жениться. Вернее, я уже сделал предложение. У нее хорошая комната, телевизор, приличный заработок. Она согласна. Она обещала вкусно кормить, ухаживать за мной… Немного отдохну, ты же знаешь, как я устал. Потом пойду работать. А то, чует сердце, влипну с тобой в какую-нибудь историю…
Алик задохнулся от гнева. Лоб его перерезала синяя жила. Глаза блеснули холодно-льдистыми кристаллами. Юраша в страхе отпрянул.
— Подлый провокатор! Поп Гапон. Мазепа. Ты всадил двенадцать ножей мне в спину. Хочешь спрятаться в кусты? Отсидеться? Продать идею за чечевичную похлебку? Променять товарища на корову?
— Чего ты оскорбляешь? — Юраша даже побледнел от обиды. — Да не решил я еще окончательно. Просто советуюсь с тобой.
— Но ты уже сделал предложение? — мгновенно успокаиваясь, спросил Алик.
— Мало ли что? — капризно возразил Юраша. — Предложение… Долго отказаться, что ли?
— Она тебя мигом скрутит в жгут. Телевизор, будет хорошо кормить… С этого всегда начинается, — уже добродушно ворчал Алик.
Петухов, и никаких гвоздей
Так что, говоря языком дипломатии, альтернативы не было. Поэтому он молча страдал да конца недели, терпеливо выжидая своего часа. Этот час пробил утром воскресного дня.
Петухов лихорадочно собирался, пальцы его дрожали. Во взгляде, который ни на чем не останавливался, слабо отсвечивал красноватый, как на заслонке мартена, всепоглощающий внутренний огонь.
— Папочка, ты куда? — спросила старшая дочь Наденька, девочка восьми лет. — Мама сказала, чтобы ты никуда не ходил. Она ушла на базар и скоро вернется.
— А что, я уже и в баню не могу пойти? — усмехнулся Петухов. — Может, у меня в груди лесной пожар и мне надо потушить его?
— Какой пожар, папуля? — подбежал к Петухову Витька — шестилетний сын, отличавшийся крайней любознательностью. — Где пожар?
— Вот здесь у меня пожар, — ткнул себя пальцем в грудь Петухов. С детьми он всегда разговаривал серьезно и уважительно, и они ценили это. — Его надо потушить.
Наденька смотрела на отца с недоумением, а сын, напротив, с полным доверием.
— А разве в груди бывают лесные пожары? — допытывался он. — В груди грудные…
— Правильно, — невозмутимо подтвердил Петухов, — но они еще хуже лесных.
— А ты потуши его в ванне, — посоветовал Витька.
— В ванне нельзя — она маленькая, — вздохнул Петухов.
Он заторопился — ему не хотелось встретиться с женой и объяснять ей, какой пожар он идет тушить в бане.
— Ребята, я пошутил, — спохватился он у самых дверей квартиры. — Никакого пожара не было и нет. Просто я иду в баню. Так и скажите матери: папка пошел в баню и скоро придет. Ладно?
Было восемь часов утра. В это время открывалась баня. Буфет начинал работать в девять. В буфете всегда имелось бутылочное жигулевское пиво. В числе верных и неизменных друзей бани был и Петухов. Он и некоторые другие составляли своеобразный клуб любителей попариться.
Спустя час после своего прихода свежевымытый, румяный Петухов уже сидел в буфете и пил жигулевское пиво. По его лицу разливалось блаженство. Рядом стояли две пустые бутылки. Пожар в груди, шипя и потрескивая, постепенно утихал. Петухов время от времени вытирал мохнатым полотенцем обильно потеющее лицо. Мимо буфета в предбанник проходили почему-то на носочках знакомые. Как заговорщики или масоны поднятием руки, кивком головы они обменивались приветствием с Петуховым.
— А-а-а-а, Николай Иванович, мое почтение, милости прошу, — величаво описывая рукой полукруг, приглашал Петухов.
— Сейчас попаримся — и мигом сюда, — ответствовали ему. Знакомые любители попариться оказывались людьми обстоятельными и запасливыми. В портфеле или чемоданчике у них были припрятаны четвертиночки. Петухова угощали охотно. Он был своим, компанейским человеком и судьей по спорту.
В седьмом часу вечера Петухов вернулся домой. Как ему казалось, он совсем негромко и прочувственно напевал лирическую песенку.
Жены Петухов сейчас ни капельки не боялся. Больше того. Он даже бросал ей вызов. Он был готов к борьбе.
— Где ты шлялся целый день? — еле сдерживаясь, спросила жена, не глядя на него и бесцельно перебирая руками какие-то предметы на серванте. Лучи заходящего солнца золотили ее волосы.
