Наследник Агасфера - [20]

Свист достал чековую книжку, заполнил чек и расписался: Кристиан фон Бранденбург. Выписав квитанцию, девушка приколола чек к счету.

— Благодарю Вас, месье фон Бранденбург. Надеюсь, Вы были довольны обслуживанием.

Свист не говорил по-французски, и из всего услышанного разобрал только свое имя. Но по тому выражению, с которым это было сказано, по ее смеющимся бледно-зеленым глазам цвета стеклянных осколков, омытых морским прибоем, по приветливой улыбке он понял, что ему говорят что-то хорошее. У него поднялось настроение. Захотелось сделать для нее что-то значительное, поделиться частицей успеха, который сопутствовал ему в последнее время. Ведь она была не просто служащей отеля. Она была тем человеком, кому он впервые выдал чек, подписанный новым именем. Вдобавок, она была очень привлекательна. В особенности ее руки, тонкие, с длинными пальцами, они могли бы принадлежать китайской фарфоровой статуэтке или служить сюжетом для целой картины. С ней Свисту хотелось бы быть не только вежливым, но и галантным. Вежливость беспола, лишена красок и оттенков, а галантность сексуальна. Захотелось сказать ей: «Ты прекрасна, как венецианская куртизанка». Он перегнулся через стойку и поцеловал ее руку.

Швейцар, одетый как генерал национальной гвардии, распахнул перед Свистом дверь и, получив чаевые, кивнул двум гарсонам. Те с поразительной быстротой раскатали по мраморным ступенькам, уходящим вниз, к стоянке автомобилей, ковровую дорожку. Свист, немного помедлив на входе и давая время гарсонам закончить свое дело, не спеша спустился по лестничному маршу и сел в подъехавшее такси.

— В Бужевиль, — сказал он шоферу и протянул визитку, на которой был написан нужный адрес.

Автомобиль мягко тронулся с места и, быстро набирая скорость, направился в предместье Парижа. Неделю назад через фирму, торгующую недвижимостью, он приобрел в Бужевиле дом, принадлежавший Тургеневу. Он был глубоким почитателем таланта выдающегося русского писателя и втайне завидовал ему. Когда-то давно Свист написал несколько рассказов, но так и не решился их издать. Тогда он преследовал другую цель. В какой-то момент он осознал: для того, чтобы стать настоящим художником слова, недостаточно одного трудолюбия. Необходима была искра Божья. К своему огорчению, Свист понял, что для создания высокохудожественного произведения у него не хватает дарования, и он оставил литературу. Но где-то, в глубине души, жалел об этом. И надеялся, что когда-нибудь напишет что-нибудь стоящее. То, что удалось купить дом Тургенева, Свист считал добрым знаком: «Случайностей не существует, все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие», — вспомнил он Вольтера.

Однажды он прочел, что Тургенев творил только в состоянии влюбленности. Это поразило Свиста. Судя по количеству произведений, писатель почти всю сознательную жизнь любил. Последней женщиной, вдохновившей его, была выдающаяся оперная певица Полина Виардо. Они познакомились в Москве, куда она приезжала на гастроли, и никогда уже не разлучались. Тургенев уехал во Францию, поселился в предместье Парижа, в Бужевиле, рядом с загородным домом Виардо. Там он написал любимый роман Свиста «Вешние воды». Да, Свист завидовал Тургеневу, как писателю, но еще больше завидовал ему, как человеку, прожившему всю жизнь в состоянии любви. Он понимал, что для этого необходим особый талант, который дается далеко не каждому.

Свист мысленно попрощался со всплывшим в памяти далеким образом, пахнувшим полевыми цветами и ночной росой. «Что ж, прощай. Как- нибудь до весны проживу я один», — вспомнились слова из старинного романса.

Глава 16

ПОЛНОЛУНИЕ

Работа над повестью, задуманной в Стрелковом, близилась к концу. Свист по памяти восстановил черновики, оставленные им при побеге. Оставалось подчистить слог, разбить текст на главы и подобрать название. По мнению автора, в большей степени подходили три варианта: «Черный человек». «Полнолуние» и «Неоконченная повесть». Но еще раз перечитав рукопись, Свист поймал себя на мысли, что у него нет желания ставить точку. Хотелось, чтобы повесть была бесконечной и рассказывала о чем-то важном и сокровенном. «Неоконченная повесть» — самое подходящее название», — решил он.

Тусклый солнечный диск опускался за кромку леса. Неслышно подкрался вечер. Свист сидел в старом кожаном кресле и смотрел в распахнутое настежь окно. Он надолго замер, боясь неосторожным движением расплескать состояние долгожданного покоя. У него было только одно желание — всегда жить вот так, в этой сумеречной дремоте, тихо испаряясь, как вода на солнце.

У балкона чуть слышно шелестели клены. Лишь тлеющие в камине угли, похожие на груду золота, слегка колебали мрак. Было больно смотреть в предвечернюю неясную мглу. В доме, угрюмом, как могила, неслышно бродило одиночество. Во всех углах притаилось тревожное молчание. «Старый дом с годами стал беднее и меньше», — с грустью констатировал Свист. Мерно стучали часы. Дом скучал по прежнему хозяину. Только сейчас Свист начал осознавать то, что все, происходившее с ним раньше, имело целью достижение желанного одиночества. Теперь он хотел быть в мире с собой, людьми и Богом. Где-то в тайных закоулках разума зрело желание подвести последние итоги совести.