Наследница Кодекса Люцифера - [41]

Мужчина со склада положил трупик у двери и поднял мать ребенка на ноги.

– Надо возвращаться внутрь, – пробормотал он. – Надо возвращаться внутрь…

Он больше не смотрел на Александру и Агнесс. Дверь закрылась за ним и всхлипывающей женщиной, которую он тащил за собой, как полено. Александра и Агнесс остались с ребенком. Агнесс преклонила колени, закрыла мертвому глаза и положила край одеяла на маленькое бледное личико. Затем она встала.

– Идем назад, на квартиру, – сказала Агнесс.

14

Александра уставилась на сидящую на табуретке толстую женщину, чьи руки, казалось, безо всякого участия разума, брали одну морковь за другой, чистили и клали в миску.

– Барбора? – ничего не понимая, повторила Александра. – Вы ведь не из нашей прислуги…

– Хочешь ли ты вновь обрести доверие к Богу? – спросила Нарбора.

– Я никогда не обрету его вновь, – услышала Александра свой голос.

– Хочешь ли ты, чтобы твоя жизнь продолжалась?

– Моя жизнь кончена.

– Хочешь ли ты бороться за то, чтобы боль, которую ты ощущаешь сегодня, миновала других?

Александра собиралась ответить, но голос отказал ей. «Что мне до боли других?» – хотела спросить она. Но промолчала. Барбора положила последнюю очищенную морковь в миску и, охнув, встала.

– Теперь ты знаешь, как меня зовут, – сказала она. – Когда у тебя снова появятся силы бороться, позови меня.

Александра позволила ей выйти на улицу, а затем взбежала вверх по лестнице и распахнула входную дверь.

– Почему я должна бороться за других?

– Потому, что каждая душа, которую ты спасаешь, возвращает тебе часть твоей собственной, – ответила Барбора.

Она развернулась и молча ушла.

15

– Хуже всего, – прошептала Александра, – хуже всего не то, что ты видишь, как они умирают, а благодарность в их глазах, когда ты говоришь им, что они выздоровеют, – хотя ты знаешь, что этого не случится.

– Ты даешь им надежду. В этом не может быть ничего плохого, – возразила Агнесс.

– Я должна была сразу подумать о Барборе. Без нее я бы тогда сломалась. Без нее я не стала бы тем, кто я есть сегодня. За первое я буду ей вечно благодарна. Но за второе я проклинаю ее.

Агнесс печально улыбнулась и привлекла ее к себе. Несколько мгновений Александра чувствовала себя девочкой, которую мать утешает, так как та не знает жизни. И это было столь приятно, что она с трудом нашла в себе силы, чтобы отстраниться.

– Мама… я должна пару минут побыть одна. Не сердись.

– Ты хочешь бродить здесь в полном одиночестве?

– Никто мне ничего не сделает. Все слишком боятся шуметь, даже солдаты.

Агнесс пожала плечами.

– Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, когда спорить бесполезно.

Александра погладила Агнесс по щеке.

– Я люблю тебя, мама, – призналась она.

– Я тоже люблю тебя, дитя мое.

Александра отвернулась и медленно пошла в близлежащий переулок. Она не пыталась размышлять над тем, сколько еще подобных трагедий происходит в развалинах именно в этот момент и будет происходить позже. Безжизненная пустота переулков соответствовала сложившейся ситуации; во время прогулки по ним сжималось сердце, но мысль о том, чтобы вернуться в такое же унылое временное жилище, казалась ей еще ужаснее. Если двигаться, то, по крайней мере, можно притвориться, что когда-нибудь попадешь туда, где можно найти утешение.

Даже не осознавая этого, Александра сумела притвориться… пока не попала на кладбище. В темноте она сначала решила, что это пашня, но потом увидела немногие оставшиеся могильные кресты. У нее сдавило горло, когда она поняла, что могилы разграблены – солдатами в поисках украшений или частично пригодной обуви… или горожанами в поисках… Еды? Она невольно шагнула назад и наступила на что-то, хрустнувшее под ее сапогом. Александра подняла ногу и пристально посмотрела вниз. Ей показалось, что она увидела маленького белого краба. Это была обнажившаяся до кости детская ручка. Она развернулась и медленно, на негнущихся ногах пошла прочь; однако шаг ее становился все быстрее и быстрее, пока она внезапно не побежала, а побежав, больше не могла остановиться, и ей казалось, что все эти мертвые и еще живые призраки города бегут за ней. Память постоянно показывала ей, как она складывает безжизненные руки Мику на его смертном ложе, и одновременно с этим в ней эхом отдавался треск раздавленной ручки скелета – треск, звучавший как крик: «Нет больше надежды!»

Но она остановилась, так как силы оставили ее. Воздух со свистом вылетал из горла, а вокруг качались мертвые дома. Тогда она поняла, что стоит посреди улицы, прямо перед домом, который охраняют двое солдат. Солдаты уставились на нее. Еще двадцать шагов, и она просто врезалась бы в них. Один из солдат направил на нее натянутый арбалет. Сердце застучало еще быстрее. Закружилась голова, и неожиданно стало очень холодно. Не было никаких сомнений в том, что сейчас произойдет. Солдат с арбалетом поднял брови и облизнул губы. Она с ужасом поняла, какую дорогу выбрала: здесь ее ждал ад, воротами к которому служило перекопанное кладбище. Оставь надежду…

Из дома кто-то вышел. Она в растерянности заметила, что это офицер, который спас их группу и молодого шведского пленника от баварских драгун.