Наследница из Гайд-Парка - [87]

– Могу я предложить вам напитки? – вежливо поинтересовалась Энн.

– Нет, спасибо. Едва ли я останусь надолго. – Мэй неуверенно оглянулась на Оливию: – Могу я поговорить с вами лично?

Оливия не сумела скрыть разочарования, когда Энн, секунду поколебавшись, приказала ей покинуть комнату.

– Прежде всего позвольте вас уверить, что мне не хотелось бы причинять вам беспокойство, – начала Мэй. Энн наклонила голову в знак согласия, и Мэй продолжила: – Недавно мне стали известны некоторые подробности о дорогих для меня людях. Там было и упоминание о вас. Это может быть для вас довольно болезненным, но поверьте, я пришла сюда ради восстановления справедливости.

– Боюсь, что я вас не понимаю. – Голос Энн звучал уже холоднее. Мэй заподозрила, что эта холодность объяснялась как раз тем, что Энн стала догадываться о причине ее визита.

– Чтобы сказать все прямо, мне, возможно, придется быть грубой. Я хочу напомнить о неприятных событиях в вашем детстве, которые привели вас к увечьям.

Глаза женщины заледенели, в них мелькнул страх. Мэй пришлось говорить быстрее:

– Человек, которого вы обвинили, Маркус Робертс...

Энн от волнения бросило в жар.

– Как вы смеете напоминать мне об этом?! – Ее голос был глухим, словно она говорила из колодца.

– Человек, который нанес вам увечья, не Маркус Робертс. Это сделал де Нансье.

Пылавшее лицо женщины вдруг стало белым, как у привидения. Глаза блестели, а подбородок дрожал, когда Энн отыскивала руками подлокотники кресла, а потом сжала их с такой силой, что пальцы побелели. Она тихо произнесла два слова, которые Мэй скорее угадала, чем услышала:

– Я не...

– Этот человек, Маркус Робертс, убил де Нансье, – продолжала Мэй, – и за это его чуть не убили самого.

Энн скривилась.

– О Боже, – с отсутствующим видом произнесла она. Потом ее взгляд стал осмысленным. – Вы сказали «чуть не убили». Это значит...

– Он жив, – кивнула Мэй.

– Боже, – растерянно произнесла Энн.

Давая ей время усвоить эту новость, Мэй молчала, оглядывая комнату. Она была удобна, обставлена со вкусом и вместе с тем не помпезно. Внезапно ей вспомнился странный вопрос, который задала ей Оливия.

Мэй снова повернулась к Энн:

– Это он посылал деньги, Энн. Маркус Робертс, сын лорда Лайлса.

Эта весть ошеломила ее. К ней вернулся страх, хотя она и пыталась сохранять спокойствие.

– Что вы говорите? Как это может быть он?

– Он выжил, но испытывал чувство вины по отношению к вам, поскольку он знал это чудовище де Нансье еще до того, как граф приехал в нашу страну. Он проклинал себя за то, что не смог предотвратить злодеяний де Нансье.

В Энн боролись противоречивые мысли и чувства. Ее тело напряглось. Она замерла. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила вновь.

– Мой отец, – произнесла она шепотом, – очень гордился, когда этот граф жил с нами. Это возвышало нас, было престижно. Тогда все увлекались французскими дворянами, эмигрирующими с континента.

– Вы знали, что на вас напал де Нансье?

Она не ответила, лишь опустила лицо и застыла в таком положении.

– Я не говорила отцу. Я думала, он мне не поверит. Он очень высоко ценил графа.

– И потому вы обвинили Маркуса Робертса.

– Нет! Я никогда его не обвиняла. Но и не говорила правду. Знаю, что это нехорошо, но я была ребенком и боялась, что люди сочтут меня лгуньей.

Она явно ничего не скрывает. На ее успокоившемся лице не было заметно никаких чувств.

Мэй наклонилась вперед.

– Отец пришел в ярость, когда узнал, что Робертс убил де Нансье. Теперь у него не было возможности попасть в высший свет. Когда Робертса назвали убийцей, отец решил, что он напал и на меня. Обстоятельства дела не были внимательно изучены. Люди отнеслись к этому слишком эмоционально, чтобы спокойно обдумать. Все негодовали, был мерзавец, которого можно было обвинить, но он погиб, трусливо пытаясь скрыться, – и на этом дело можно было считать закрытым. Его легко забыли. Все уладилось, и это было главным.

– Но когда на вашем счету появились деньги... вы никогда не подозревали, что эти деньги пришли от него?

– От покойника? Я думала о многих, но только не о нем. Когда наше наследство было потрачено, мы решили продать дом, но внезапно наши налоги были заплачены, и наш поверенный сообщил, что нам на жизнь назначено содержание. С тех пор деньги приходили регулярно, а когда со мной стала жить Оливия, то они увеличились. Кем бы ни был наш благодетель, он очень постарался остаться неизвестным. Я безуспешно пыталась узнать, кто он.

Энн нахмурилась, потом с трудом сглотнула.

– И теперь вы говорите, что человека, который столько для меня сделал, я неправильно обвинила в ужасном преступлении. Но почему? Почему он на мои заблуждения ответил такой щедростью?

У Мэй на глаза навернулись слезы.

– Если бы вы знали его, то поняли бы.

Энн снова наклонила голову и надолго замолчала. Наконец она произнесла:

– Как вы думаете, он меня простит?

– Ох, моя дорогая, как он хочет, чтобы вы его простили! Если сможете, я бы очень попросила вас его простить.

Энн изумилась:

– Если вы просите от его имени, то я его прощаю. Но не знаю, за что.

Мэй рассмеялась. От радости и облегчения у нее закружилась голова.