Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях - [25]

В сцене утверждения смертного приговора Пилатом и его ходатайства о помиловании Иешуа перед первосвященником Каифой, а также в описании событий, предшествовавших суду, Булгаков, по мысли А. Зеркалова, намеренно допускает неполноту изложения, что позволяет читателю «мысленно подставить на место Га-Ноцри Иисуса из Назарета», а ведь подсудимый в начале суда сам признается, что он родом из города Гамалы на севере Палестины, а вовсе не из Назарета (8, с. 50).

В конечном итоге А. Зеркалов приходит к выводу, что «Мастер и Маргарита» вовсе не религиозное произведение, причем он не усматривает в романе даже налета мистики — то ли христианского, то ли языческого толка, то ли любой другой мистической подоплеки. Булгаков писал не о богах и демонах, но о своем времени, о делах московских, о проблемах морали. Возможно, последние казались ему вневременными, вечными. «И в этих целях он использовал образы, канонизированные не религией — литературой» (8, с.52).

Югославский русист Миливое Йованович в статье «Евангелие от Матфея как литературный источник „Мастера и Маргариты“» придерживается прямо противоположной точки зрения, о чем говорит само название его работы (11). Прежде всего М. Йованович считает, что имя «Левий Матвей» Булгаков заимствовал из статьи об этом евангелисте в энциклопедии Брокгауза-Ефрона. И далее указывает, что в булгаковедении сложились два взгляда касательно использования писателем евангельских текстов в «Мастере и Маргарите». Согласно первому из них, разделяющемуся почти всеми исследователями, источниками романа служили как канонические Евангелия, так и апокрифические сказания. Самыми категорическими толкователями этого взгляда являются Б. Бити и Ф. Пауэлл, утверждающие, будто явные намеки Булгакова на апокрифы внушают мысль о том, что четыре канонические Евангелия суть апокрифические, а апокрифы — подлинные (24). Иного взгляда, пишет М. Йованович, придерживается Б. Гаспаров в своей статье о мотивной структуре последнего булгаковского романа, поскольку считает, что весь этот роман в целом следует признать апокрифом, вызывающим ассоциацию с апокрифическим Евангелием Иуды, хотя канонический текст в «Мастере и Маргарите» все же скрыто присутствует (6).

Сам М. Йованович полагает, что Булгаков выбрал для своего романа нечто третье, — а именно прием «апокрифизации» канонического текста. Впрочем, эта точка зрения была высказана задолго до М. Йовановича в статье американки Патриции Блейк «Сделка с дьяволом», напечатанной после выхода в свет в 1967 г. двух переводов «Мастера и Маргариты» на английский язык — в США, исполненного Миррой Гинзбург, и в Великобритании, выполненного Майклом Гленни (1927–1990) (26, 27).

Статью П. Блейк мы находим в ряду первоначальных англоязычных откликов на булгаковский роман, причем в ней дан сравнительный анализ двух переводов романа. Статья эта не утратила своего значения и сегодня. Во-первых. П. Блейк заявила в ней, что страдания Иешуа даны Булгаковым в трактовке, свойственной апокрифам, а, во-вторых, она полагает, что утверждение, будто «Мастер и Маргарита» — сатирический роман, не более содержательно, чем утверждение, будто «Преступление и наказание» Достоевского — детектив (25).

Канадский булгаковед Ричард У.Ф. Поуп в работе о роли Афрания в ершалаимских главах булгаковского романа замечает, что писатель не «просто так» создал сложнейшую систему параллелей между иудейскими и московскими главами, но проводил аналогию намеренно. Этот роман, по мнению Р.У.Ф. Поупа, которое он высказал в статье «Двусмысленность и значение в „Мастере и Маргарите“: Роль Афрания» (28), выстроен писателем очень четко топографически, поскольку можно проследить путь передвижения Афрания по Ершалаиму так, будто перед глазами карта города.

Тут, видимо, стоит сказать, что в англоязычном литературоведении роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» давно приобрел статус «современной классики». Этот роман принадлежит к тем произведениям русской литературы, которые как и «Раковый корпус» А. Солженицына и «Доктор Живаго» Б. Пастернака не просто интересуют литературоведов, а изучаются едва ли не во всех университетах и колледжах, где есть филологическая специализация (7).

В отечественном булгаковедении принято проводить параллель между изображением в «Мастере и Маргарите» двух городов — Москвы и Ершалаима. Так, А. Тан, говоря о картине Москвы в последнем булгаковском романе, считает, что с точки зрения топографии «Мастер и Маргарита» — прежде всего повесть о двух городах, то есть «книга отражений» (18). На противоположных полюсах действия в романе как бы установлены два зеркала, которые то загораются, то гаснут по мановению руки Воланда и в которых то вспыхивает «над черной бездной времени» изображение города «с царствующими над ним сверкающими идолами», то разбивается вдребезги закат в стеклах, обращенных на запад, к пряничным башням монастыря (18, с. 22).

Одно и то же солнце сжигает своими лучами колонны древнего дворца в Ершалаиме и каменную террасу Пашкова дома в Москве. «Одна и та же луна разваливается на куски в предсмертном видении Берлиоза и развертывает бесконечный сияющий путь перед сидящим в кресле прокуратором. Одна и та же небывалая, космическая гроза одновременно рокочет и над Воробьевыми горами, и над Лысою горой» (18, с. 22).