Наследие чародея - [37]

Калами ухмыльнулся, давая понять, что оценил шутку, и ушел, предоставив своим новоявленным знакомцам и дальше развлекаться догадками и сплетнями.

Если не считать того, что Вторая улица оказалась третьей по счету, у Калами не возникло особых проблем с поиском нужного дома. Аптека была знакома как Сэмюэлю Хансену, так и Дэну Форсайту. Калами не смог прочесть надпись на неимоверно прозрачных окнах, но с помощью чужой памяти он узнал две бутылки — одну с красной жидкостью, другую с зеленой, — что были выставлены на обозрение среди чудесного строя склянок и бутылок из цветного, прозрачного и граненого стекла. Калами не мог оторвать от витрины зачарованного взгляда. Никогда в жизни он не видел столько стекла! Только императорский дворец по большим праздникам украшали цветным стеклом, но этим украшениям было уже не меньше ста лет.

Калами украдкой взглянул вверх и увидел в одном из окон второго этажа большой белый плакат с изображением ладони — так детально прорисованной, словно это была мореходная карта. Это, очевидно, и был тот самый знак, который, если верить человеку с трубкой, нельзя было не заметить.

Калами запомнил расположение окна, после чего отыскал узкую дверь с маленьким окошечком, сквозь которое виднелась скособоченная деревянная лестница. Калами вошел внутрь и поднялся в обшитый панелями холл с единственной узкой полоской истертого ковра на полу.

Как того требовали местные обычаи, Калами снял позаимствованную у Сэмюэля кепку и постучал в облупленную дверь, первую по левой стороне.

— Войдите, — послышался женский голос.

Зажав головной убор под мышкой, Калами повиновался.

Открывшаяся его взгляду комната разительно отличалась от обстановки в жилище Бриджит. В доме на острове соображения практичности преобладали над стремлением к комфорту, и потому жизнь Бриджит проходила среди простых крашеных стен. Здесь же все было буквально забито всевозможными подушечками, коврами и тяжелой мебелью. На массивных полках бесконечными рядами выстроились статуэтки и безделушки, а также множество предметов, которые Калами не смог опознать даже при помощи чужой памяти. Стены были увешаны подробными схемами различных форм рук, голов и глаз. Между ними помещалось несколько черно-белых портретов. Изображенные на них люди куда-то напряженно вглядывались, все они казались мрачными и удивленными. Видно, нарисовавший эти картины художник был не слишком-то жизнерадостным человеком.

Среди этого разнообразия вещей Калами не сразу заметил хозяйку квартиры. Она восседала за покрытым гобеленовой скатертью столом, на котором под складками длинного красного кружева, покоился какой-то круглый предмет. В женщине легко угадывалось сходство с Бриджит. И хотя Калами не мог определить, какого она роста, он заметил, что у нее, как и у Бриджит, крепкие кости, большие глаза и прямой нос. Волосы у нее были светлее, чем у племянницы, но даже в тусклом свете, который с трудом пробивался сквозь тяжелые портьеры, было видно, что кожа у обеих одинаково бледная.

— Доброе утро, мэм. — Приветствие в лучших традициях Дэна Форсайта. — Я…

Грэйс Лофтфилд не дала ему договорить:

— Я знаю, кто вы. — Голос ее был хриплым от бешенства.

— Да? — Калами смущённо скомкал свой головной убор. — Но ведь…

Женщина встала, и Калами увидел, что она еще ниже ростом, чем Бриджит, к тому же тело у нее более рыхлое и слабое. Но когда Грэйс медленно встала из-за стола, он увидел также, что в руке у нее зажата длинная деревянная дубинка.

— Убирайтесь отсюда! — прошипела она.

— Но мисс Бриджит велела мне…

— Тьфу! — Плевок был не настоящий, но звук был похож. — Вы опытный лжец, сэр, но я вас знаю. — Она указала на него дрожащим пальцем. — Вы один из них. Один из тех, кто увез мою сестру.

— Возможно, вы и знаете меня, — возразил Калами, вернувшись к своему нормальному голосу, — но тот, кто увез вашу сестру, давно мертв.

Это заявление нисколько не умерило ярости Грэйс Лофтфилд.

— Моя сестра тоже. Кто бы вы ни были, убирайтесь туда, откуда явились! — Теперь указующий перст был направлен в окно, как будто она предлагала ему выпрыгнуть со второго этажа или улететь. — И оставьте меня и мою племянницу в покое.

Медленно, не отрывая от нее взгляда, Калами покачал головой:

— Не могу.

Рука Грэйс еще крепче сжала рукоять дубинки.

— Вы не посмеете.

— Иначе нельзя, — сказал он твердо. — Она нужна мне.

— Я сказала, убирайтесь! — взвизгнула Грэйс, и ее лицо исказилось от гнева и страха.

— И этого я не могу сделать, потому что вы мне нужны тоже.

Чаша терпения Грэйс переполнилась. Она размахнулась и опустила бы дубинку прямо на череп Калами, если бы тот не увернулся в последний момент. Калами упал на диван, Грэйс ударила снова, но он успел откатиться в сторону. На этот раз Грэйс размахнулась слишком сильно, потеряла равновесие сама и полетела вверх тормашками на диван. Не дав ей опомниться, Калами схватил дубинку и потянул на себя, пытаясь вырвать оружие из ее рук. Грейс лягалась изо всех сил, но ее легкие туфли не могли соперничать с его сапогами. Калами завладел дубинкой, и теперь, тяжело дыша, они стояли лицом к лицу.

— Не желаете присесть? — предложил Калами, указывая на кресло свободной рукой. — Нам многое нужно сказать друг другу.