Наши за границей - [68]

Шрифт
Интервал

— Соленаго-то съ вечера поѣвши, такъ на утро куда хорошо основательно чайкомъ побаловаться, — говорилъ Николай Ивановичъ, выпивъ стаканъ чаю и принимаясь за второй.

— Конечно, ужъ въ сто разъ лучше, чѣмъ ихнее кофейное хлебово изъ суповыхъ чашекъ суповыми ложками хлебать.

Пили они чай изъ стакановъ, находившихся въ ихъ комнатѣ при графинахъ съ водой, безъ блюдечекъ и при одной чайной ложечкѣ, захваченной для дороги изъ Петербурга. Дабы не распалять еще разъ любопытство корридорнаго относительно питья спирта и приготовленія чая, они не звали его вторично и не требовали чайной посуды.

LIII

Напившись въ охотку чаю съ бутербродами, у супруги стали собираться въ магазинѣ де-Лувръ. Глафира Семеновна одѣлась уже скромно въ простенькое шерстяное платье и въ незатѣйливый ватерпруфъ изъ легонькой матеріи.

— Ей-ей, не стоитъ здѣсь хорошихъ нарядовъ трепать, право, не для кого. Дамы все такая рвань, въ отрепанныхъ платьишкахъ, — говорила она въ свое оправданіе, обращаясь къ мужу.

Сойдя внизъ, къ бюро гостинницы, они справились у хозяйки, далеко-ли отстоитъ Луврскій магазинъ.

— Pas loin, madame, pas loin, — отвѣчала хозяйка и принялась съ жестами разсказывать, какъ близко отстоитъ магазинъ, показывая дорогу по плану Парижа, висящему на стѣнѣ около конторки бюро.

— Поняла-ли что-нибудь? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.

— Ничего не поняла, кромѣ того что магазинъ недалеко. Но ничего не значитъ, все-таки пойдемъ пѣшкомъ. Языкъ до Кіева доведетъ. Надо-же посмотрѣть улицы.

Уличное движеніе было въ полномъ разгарѣ, когда супруги вышли изъ гостинницы, и пройдя переулки, свернули въ большую улицу Лафаетъ. Городскіе часы, выставленные на столбу на перекресткѣ улицы, показывали половину одиннадцатаго. Громыхали громадные омнибусы, переполненные публикой, вереницей тянулись одноконныя колясочки извозчиковъ, тащились парныя ломовыя телѣги съ лошадьми, запряженными въ рядъ и цугомъ, хлопали бичи, подобно ружейнымъ выстрѣламъ, спѣшили, наталкиваясь другъ на друга и извиняясь, пѣшеходы; у открытыхъ лавокъ съ выставками различныхъ товаровъ на улицѣ, около дверей, продавцы и продавщицы зазывали покупателей, выкрикивая цѣны товаровъ и даже потрясая самыми товарами.

— Tout en soie… Quatre-vingt centimes lemètre, — визгливымъ голосомъ кричала миловидная молодая дѣвушка въ черномъ платьѣ и бѣломъ передникѣ, размахивая распущеннымъ кускомъ красной шелковой ленты.

— Aucune concurrence! — басилъ какой то рослый усатый приказчикъ въ дверяхъ лавки, показывай проходившей публикѣ поярковую шляпу и въ то же время доказывая, что шляпа не боится дождя, поливалъ ее изъ хрустальнаго графина водой.

Около нѣкоторыхъ изъ этихъ товарныхъ выставокъ съ обозначеніемъ цѣнъ на каждомъ предметѣ толпилась и публика и рылась въ товарѣ, торговалась, почти совершенно загораживая тротуаръ, такъ что нежелающимъ протискиваться сквозь толпу приходилось сходить на мостовую. А на мостовой, среди проѣзжавшихъ извозчичьихъ экипажей, омнибусовъ и ломовыхъ телѣгъ лавировали разносчики съ лотками, корзинами и ручными телѣжками, продавая зелень, плоды, печенье и тому подобные предметы. Разносчики также выкрикивали:

— Vlа d's artichauts! Ma botte d'asperges! Des choux des hariciots! des poireaux des carottes!

Къ этимъ крикамъ присоединилbсь и крики блузниковъ-мальчишекъ, сующихъ проходящимъ листки съ рекламами и объявленіями отъ разныхъ магазиновъ, крики продавцовъ газетъ, помахивающихъ листами нумеровъ и разсказывающихъ содержаніе этихъ нумеровъ.

Какой-то мальчишка — газетчикъ, махая руками, очень сильно толкнулъ Глафиру Семеновну, такъ что та даже соскочила съ тротуара и сказала:

— Вотъ подлецъ-то! И чего это только полиція смотритъ и не гоняетъ ихъ съ дороги!

— Дѣйствительно, безпорядокъ, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ, замахиваясь на убѣгающаго мальчишку зонтикомъ. — И вѣдь что обидно: не можешь даже обругать его, мерзавца, не зная по-французски ругательныхъ словъ. Глаша! — обратился онъ къ женѣ. — Ты-бы мнѣ хоть три-четыре ругательныхъ слова по-французски сказала, чтобъ я могъ выругаться при случаѣ.

— Какъ я скажу, ежели я сама не знаю… Насъ ругательнымъ словамъ въ пансіонѣ не учили. У насъ пансіонъ былъ такой, что даже двѣ генеральскія дочки учились. Все было на деликатной ногѣ, такъ какъ-же тутъ ругательствамъ-то учить!

— Да, это дѣйствительно. Но должна-же ты знать какъ мерзавецъ по-французски.

— Не знаю.

— А подлецъ?

— Тоже не знаю. Говорю тебѣ, что все было на деликатной ногѣ.

— По-русски его ругать — никакого толку не будетъ, потому онъ все равно не пойметъ, — разсуждалъ Николай Ивановичъ. — Ты не знаешь, какъ и дубина по-французски?

— Не знаю. Дерево — арбръ, а какъ дубина — не знаю. Да отругивайся покуда словами; кошонъ и лянь, что значитъ оселъ и свинья.

— Что эдакому оболтусу, который тебя толкнулъ, свинья и оселъ? Надо какъ-нибудь похлеще его обремизить, чтобы чувствовалъ.

— Да вѣдь это покуда. Ну, а насчетъ хлесткихъ словъ я дома въ словарѣ справлюсь. Кошонъ — очень дѣйствительное слово.

Случай обругать сейчасъ-же и представился. Изъ-за угла выскочилъ блузникъ съ корзиной, наполненной рыбой. Съ крикомъ: «il arrive, il arrive l'marquereau!» онъ наткнулся на Николая Инавовича и хотя тотчасъ-же извинился, сказавъ «pardon, monsieur», но Николай Ивановичъ все-таки послалъ ему въ догонку слово «кошонъ». Услыхавъ это слово, блузникъ издалека иронически крикнулъ ему:


Еще от автора Николай Александрович Лейкин
Где апельсины зреют

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)


В трактире

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Говядина вздорожала

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В Рождество

Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же) — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В антологию вошли произведения русских писателей, классиков и ныне полузабытых: Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, К. К. Случевского, В. И. Немировича-Данченко, М. А. Кузмина, И. С. Шмелева, В. В. Набокова и многих других.


В гостях у турок

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание.


Захар и Настасья

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Рекомендуем почитать
Чемпион

Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.


Немногие для вечности живут…

Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.


Сестра напрокат

«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».


Побежденные

«Мы подходили к Новороссийску. Громоздились невысокие, лесистые горы; море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Влево, под горою, белели дачи Геленджика…».


Голубые города

Из книги: Алексей Толстой «Собрание сочинений в 10 томах. Том 4» (Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958 г.)Комментарии Ю. Крестинского.


Первый удар

Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)