Наши за границей - [32]

— Quel hôtel, madame?

— Ахъ ты, Боже мой! Да я не знаю — кель. Же не се па. Николай Иванычъ, кель?

— Да почемъ-же я-то знаю!

— Все равно, коше. Се тегаль, кель. Онъ готель, намъ нужно шамбръ… шамбръ и де ли…

— Je comprends, madame. Mais quel quartier désirez-vous?

— Глаша! Что онъ говоритъ?

— Рѣшительно не понимаю. Онъ шамбръ данъ готель. Ну вояжеръ, ну де Рюсси…

Стоящій тутъ-же городовой сказалъ что-то извозчику. Тотъ покачалъ головой и поѣхалъ легкой трусцой, помахивая бичомъ не на лошадь, а на подскакивающихъ къ окнамъ кареты мальчишекъ-блузниковъ съ какими-то объявленіями, съ букетами цвѣтовъ. Минутъ черезъ десять онъ остановился около подъѣзда и крикнулъ:

— Voyons!..

Выскочилъ лакей съ капулемъ на лбу, въ черной курткѣ и передникѣ чуть не до земли.

— Une chambre pour les voyageurs! — сказалъ извозчикъ лакею.

Тотъ отрицательно покачалъ головой и отвѣчалъ, что все занято.

— Онъ шамбръ авекъ де ли… — сказала Глафира Семеновна лакею.

— Point, madame… — развелъ тотъ руками. Извозчикъ потащился далѣе. Во второй гостинницѣ тотъ-же отвѣтъ, въ третьей то-же самое, въ четвертой даже и не разговаривали. Выглянувшій на подъѣздъ портье прямо махнулъ рукой, увидавъ подъѣхавшую съ багажемъ на крышкѣ карету. Супруги уже странствовали болѣе получаса.

— Нигдѣ нѣтъ комнаты! Что намъ дѣлать? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.

— Нужно искать. Нельзя-же намъ жить въ каретѣ.

Извозчикъ обернулся на козлахъ, заглянулъ въ переднее стекло кареты и что-то бормоталъ.

— Алле, алле… — махала ему Глафира Cеменовна. — Онъ шамбръ… Ну не пувонъ санъ шамбръ… Надо шерше анкоръ отель.

Въ пятой гостинницѣ опять то-же самое. Портье выглянулъ и молча махнулъ рукой.

— Что за незадача! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Вѣдь просто хоть караулъ кричи. Ну, Парижъ! Попробую-ка я на чай дать, авось и комната найдется. Мусье! Мусье! — махнулъ онъ торчащей въ стеклѣ двери фигурѣ портье и показалъ полуфранковую монету. Тотъ отворилъ дверь.

— Вотъ на чай… Прене… — протянулъ Николай Ивановичъ портье монету.

— Се пуръ буаръ… — поправила мужа Глафира Семеновна. — Прене и доне ну зенъ шамбръ.

— Nous n'avons point, madame… — отвѣчалъ портье, но деньги все-таки взялъ.

— Же компранъ, же компранъ. А гдѣ есть шамбръ? У шерше?

Портье сталъ говорить что-то извозчику и показывалъ руками. Снова поѣхали.

— Великое дѣло даваніе на чай! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Оно развязываетъ языки… И помяни мое слово — сейчасъ комната найдется.

Извозчикъ сдѣлалъ нѣсколько поворотовъ изъ одной улицы въ другую, въѣхали въ какой-то мрачный переулокъ съ грязненькими лавочками въ громадныхъ сѣрыхъ шестиэтажныхъ домахъ, упирающихся крышами въ небо, и остановились около неказистаго подъѣзда. Извозчикъ слѣзъ съ козелъ, направился въ подъѣздъ и вышелъ оттуда съ худенькой старушкой въ бѣломъ чепцѣ.

— Онъ шамбръ авекъ де ли… — обратилась къ ней Глафира Семеновна.

— Ah, oui, madame… Ayez la bonté de voir seulement, — отвѣчала старушка и отворила дверцу кареты.

— Есть комната! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Ну, что я говорилъ!

Супруги вышли изъ кареты и направились въ подъѣздъ.

ХXIV

Въ подъѣздѣ на площадкѣ висѣли карты съ расклеенными афишами цирка, театровъ, о «Petit Journal». Пахло чѣмъ-то жаренымъ. Налѣво отъ площадки была видна маленькая комната. Тамъ за конторкой стоялъ старикъ въ сѣромъ потертомъ пиджакѣ, съ сѣрой щетиной на головѣ, въ серебряныхъ круглыхъ очкахъ и въ вышитыхъ гарусомъ туфляхъ. Старушка въ бѣломъ чепцѣ предложила супругамъ подняться по деревянной, узкой, чуть не винтовой лѣстницѣ.

— Кель этажъ? — спросила ее Глафира Семеновна.

— Troisième, madame, — отвѣчала старушка и бойко пошла впередъ.

— Въ третьемъ этажѣ? — переспросилъ Николай Ивановичъ жену.

— Въ третьемъ. Что-жъ, это не очень высоко.

— Разъ этажъ, два этажъ, три этажъ, четыре этажъ, — считалъ Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Позвольте, мадамъ! Да ужъ это въ четвертомъ. Зачѣмъ-же говорить, что въ третьемъ! Глаша, скажи ей… Куда-же она насъ ведетъ?

— Ну заве ли — труазьемъ… — начала Глафира Семеновна, еле переводя духъ. — А вѣдь это…

— Oui, oui, madame, le troisième… Encore un peu plus haut.

— Еще выше? Фу, ты пропасть! Да она насъ на каланчу ведетъ. Вѣдь это ужъ пятый!.. Глаша. — Сянкъ, мадамъ, сянкъ… — старалась пояснить старушкѣ Глафира Семеновна.

— Mais, non, madame, c'est le troisième….- стояла на своемъ старуха и ввела въ корридоръ. — Фу, чортъ! Да неужто мы этажей считать не умѣемъ?! Пятый… Скажи ей, Глаша, что пятый.

— Да вѣдь что-жъ говорить-то? Увѣряетъ, что третій.

Старушка распахнула дверь изъ корридора въ комнату и сказала:

— Voilа, monsieur…

Николай Ивановичъ заглянулъ и воскликнулъ:

— Да вѣдь это клѣтушка! Тутъ и одному-то не помѣститься. И наконецъ, всего одна кровать. Намъ нужно двѣ кровати.

— Де ли… де… — пояснила старушкѣ Глафира Семеновна.

— Oui, madame… Je vous mettrai…

— Говоритъ, что поставитъ вторую кровать.

Супруги обозрѣвали комнату. Старая, стариннаго фасона, краснаго дерева кровать подъ драпировкой, какой-то диванчикъ, три стула, круглый столъ и шкафъ съ зеркаломъ — вотъ все убранство комнаты. Два большія окна были на половину загорожены чугунной рѣшеткой и въ нихъ виднѣлись на противоположной сторонѣ узенькой улицы другія такія-же окна, на рѣшеткѣ одного изъ которыхъ висѣло для просушки дѣтское одѣяло, а у другого окна стояла растрепанная женщина и отряхала, ударяя о перила рѣшетки, подолъ какого-то платья, держа корсажъ платья у себя на плечѣ.