Наши за границей - [29]

— Вы русскіе или поляки? Вы не говорите по-нѣмецки? — не унималась фигура, услыша незнакомый говоръ супруговъ и не получая отъ нихъ отвѣта. — Ахъ, какъ жаль, что вы не говорите по-нѣмецки!

И фигура стала приглашать ихъ садиться жестами. Въ это время Николай Ивановичъ замѣтилъ у бедра фигуры двѣ висящія внизъ головами убитыя дикія утки и, сообразивъ, пріободрился и проговорилъ женѣ:

— Кажется, это не разбойникъ, а охотникъ. Видишь, у него утки…

Отлегло нѣсколько отъ сердца и у Глафиры Семеновны и она, пересиливъ страхъ, отвѣчала:

— А не можетъ развѣ разбойникъ настрѣлять себѣ утокъ?

— Такъ-то оно такъ… Но смотри… У него лицо добродушное, даже глупое.

— Тебѣ кажется добродушнымъ и глупымъ, а мнѣ страшнымъ. Пожалуйста, будь наготовѣ и не спускай съ него глазъ. Гдѣ-же твой револьверъ? — вспомнила она.

— Ахъ, да… — спохватился Николай Ивановичъ. — Вонъ револьверъ лежитъ на диванѣ около того окошка.

— Воинъ! Въ минуту опасности забылъ даже и о револьверѣ.

— Что я подѣлаю съ этимъ револьверомъ супротивъ его ружья! — шепталъ Николай Ивановичъ.

— Да вѣдь у него ружье въ чехлѣ.

— Въ чехлѣ, да заряжено, а ты вѣдь знаешь, что мой револьверъ безъ патроновъ.

— Все-таки возьми его въ руки… Вѣдь никто не знаетъ, что онъ не заряженъ. Возьми-же.

— Я, Глаша, боюсь подойти. Смотри, у этого чорта какой ножъ за поясомъ.

— Такъ вѣдь и у тебя есть ножикъ. Куда ты его задѣвалъ?

— Я, должно быть, впопыхахъ уронилъ его подъ скамейку.

— Ахъ, Николай Иванычъ! Ну, можно-ли на тебя въ чемъ-нибудь понадѣяться! Ты хуже всякой женщины.

— Да вѣдь я, душечка, въ военной службѣ никогда не служилъ.

— Подними-же ножекъ.

— Гдѣ тутъ искать! Я, душенька, боюсь даже и наклониться. Я наклонюсь, а этотъ чортъ какъ хватитъ меня!.. Нѣтъ, ужъ лучше такъ. Сама-же ты говорила, чтобъ не спускать съ этого разбойника глазъ. А то нѣтъ, это положительно не разбойникъ. Смотри, онъ вынулъ изъ сумки грушу и ѣстъ ее.

— Да вѣдь и разбойники могутъ ѣсть груши. Это не доказательство. Все-таки ты держи ухо востро.

— Да конечно-же, конечно-же… Я, Глаша, сяду. Вѣдь ужъ все равно, что стоя, что сидя…

И Николай Ивановичъ, не спуская глазъ съ «разбойника», медленно опустился на диванъ около того окна, гдѣ стоялъ. Косясь на «разбойника», сѣла и Глафира Семеновна. «Разбойникъ» взглянулъ на нее и ласково улыбнулся.

— Успокоились? — спросилъ онъ по-нѣмецки. — Ахъ, какъ мнѣ жалко, что я напугалъ васъ во время сна.

— Тебя задираетъ, — прошепталъ женѣ Николай Ивановичъ, не понявъ, разумѣется, что сказалъ «разбойникъ», и спросилъ ее:- Не понимаешь, что онъ бормочетъ?

— Откуда-же мнѣ понимать!

Не спускали съ разбойника глазъ супруги, не спускалъ съ нихъ глазъ и разбойникъ. Сидѣли они въ разныхъ углахъ купэ. Минуту спустя, разбойникъ досталъ изъ сумки двѣ груши, протянулъ ихъ на своей ладони супругамъ и съ улыбкой произнесъ: «Bitte». Глафира Семеновна съежилась, еще сильнѣе прижалась къ уголку вагона и не брала. Николай Ивановичъ протянулъ было руку, но жена остановила его.

— Не бери, не бери… Можетъ быть отравленныя груши, чтобы усыпить насъ.

— Ахъ, и то правда, — отдернулъ руку Николай Ивановичъ.- A я хотѣлъ взять, чтобы не раздразнить его.

«Разбойникъ» не отставалъ, сидѣлъ съ протянутой ладоныо, на которой лежали груши, и повторялъ:

— Bitte, bitte… Ohne Seremonie [4]…

— Я, Глаша, возьму, но ѣсть не буду, — сказалъ Ииколай Ивановичъ, взялъ грушу и кивнулъ «разбойнику», пробормотавъ:- Данке…

«Разбойникъ» помолчалъ немного и опять произнесъ по-нѣмецки:

— На слѣдующей станціи я освобожу васъ отъ своего присутствія. Я буду уже дома.

Супруги, разумѣется, ничего не поняли изъ его словъ. Онъ все-таки показалъ имъ на утокъ и пробормоталъ по-нѣмецки:

— Вотъ везу женѣ. Это мой охотничій трофей. In Russland giebt es folche Snten [5]? — задалъ онъ вопросъ, поясняя жестами, но его все-таки не поняли и оставили безъ отвѣта.

Поѣздъ уменьшилъ ходъ. «Разбойникъ» засуетился, схватилъ ружье, непромокаемый плащъ и сталъ собираться уходить. Глафира Семеновна приняла это за угрозу и воскликнула:

— Коля! Коля! Хватай скорѣй свой револьверъ.

Николай Ивановичъ потянулся и быстро схватилъ револьверъ, который лежалъ прикрытый носовымъ платкомъ на противоположномъ концѣ дивана. «Разбойникъ» улыбнулся и пробормоталъ по-нѣмецки:

— А! Тоже съ оружіемъ ѣздите. Это хорошо по ночамъ…

Поѣздъ остановился. «Разбойникъ» поклонился супругамъ, еще разсыпался въ извиненіяхъ и вышелъ изъ купэ.

— Ну, слава Богу! — воскликнулъ Николай Ивановичъ, когда они остались въ купэ безъ «разбойника». — Провалился! Ахъ, какъ онъ напугалъ насъ, а вѣдь на тебѣ, Глаша, лица не было.

— Ты ничего? Да ты хуже меня! — попрекнула его супруга. — Ты даже оружіе забылъ схватить въ руки.

— Ну, песъ съ нимъ. Слава Богу, что ушелъ. Вотъ охотникъ, а какъ похожъ на разбойника.

— Погоди радоваться-то. Можетъ быть и разбойникъ. Да нечего торжествовать, что и ушелъ. Очень можетъ быть, что онъ влѣзъ къ намъ, чтобъ высмотрѣть хорошенько насъ и купэ, а ужъ на слѣдующей станціи влѣзетъ къ намъ съ другими разбойниками, — замѣтила Глафира Семеновна.

— Что ты, что ты, Глаша! Типунъ-бы тебѣ на языкъ! — испуганно проговорилъ Николай Ивановичъ и перекрестился.