Наши за границей - [17]

— Съ вашей ѣды силы не нагуляешь. Мы вотъ въ вашемъ Кенигсбергѣ вздумали поѣсть, эссенъ, и намъ подали котлеты меньше куринаго носа; а у насъ коммензи въ трактиръ Тѣстова въ Москвѣ, такъ тебѣ котлету-то словно отъ слона выворотятъ. Ваши котлеты клейнъ, а наши котлеты гросъ.

Въ довершеніе всего, Николай Ивановичъ сталъ разсказывать нѣмцу о казацкой ловкости на конѣ и даже сталъ показывать въ вагонѣ нѣкоторые пріемы казацкой джигитовки.

— А у васъ, у дейчъ солдатъ — ничего этого нѣтъ, — закончилъ онъ и отеръ платкомъ выступившій на лбу потъ.

— Да что ты ему разсказываешь-то, — замѣтила мужу Глафира Семеновна. — Вѣдь онъ все равно по-русски не понимаеть.

— Да вѣдь я съ нѣмецкими словами, такъ какъ же не понять! Не бойся, понялъ, — подмигнулъ Николай Ивановичъ. — Понялъ и умолкъ, потому чувствуетъ, что я правду…

Вечеромъ пріѣхали въ Берлинъ. Поѣздъ, проходя надъ улицами и минуя громадные дома съ вывѣсками, въѣхалъ, наконецъ, въ блестяще освѣщенный электричествомъ вокзалъ и остановился.

— Вотъ онъ, Берлинъ-то! — воскликнулъ Никола Ивановичъ. — Тутъ ужъ, и не спрашивая, можно догадаться, что это Берлинъ. Смотри, въ вокзалѣ какая толкотня. Словно въ Нижнемъ во время ярмарки подъ главнымъ Домомъ, — обратился онъ къ женѣ. — Ну, выходи скорѣй изъ вагона, а то дальше куда-нибудь увезутъ.

Они вышли изъ вагона.

— Багаже гдѣ можно взять? Багаже? — сунулъ Николай Ивановичъ какому-то сторожу квитанцію.

— Weiter, mein Herr, — отмахнулся тотъ и указалъ куда-то рукой.

— Багаже… — сунулся Николай Ивановичъ другому сторожу, и опять тотъ-же отвѣтъ.

Пришлось выйти къ самому выходу изъ вокзала. Тамъ около дверей стояли швейцары гостинницъ съ мѣдными бляхами на фуражкахъ, и приглашали въ себѣ путешественниковъ, выкрикивая названіе своей гостинницы. Одинъ изъ такихъ швейцаровъ, заслыша русскій разговоръ Николая Ивановича и Глафиры Семеновны, прямо обратился къ нимъ на ломаномъ русскомъ языкѣ:

— Въ нашъ готель говорятъ по-русски. Въ нашъ готель первая рангъ комната отъ два марка до двадцать марка!

— Глаша! слышишь! По-русски болтаетъ! — радостно воскликнулъ Николай Ивановичъ и чуть не бросился къ швейцару на шею:- Голубчикъ! Намъ багажъ надо получить. По-нѣмецки мы ни въ зубъ, и ужъ претерпѣли въ дорогѣ отъ этого, яко Іовъ многострадальный! Три нѣмецкихъ полтинника на чай, выручи только откуда-нибудь багажъ.

— Можно, можно, ваше превосходительство. Давайте вашъ квитунгъ и садитесь въ наша карета, — отвѣчалъ швейцаръ.

— Вотъ квитанція. Да, кромѣ того, надо саквояжи и подушки получить. Мы растерялись въ дорогѣ и забыли въ вагонѣ всѣ наши вещи.

Николай Ивановичъ передалъ швейцару происшествіе съ саквояжами.

— Все сдѣлаю. Садитесь прежде въ наша карета, — приглашалъ швейцаръ.

— Да намъ не нужно кареты, мы не останемся въ Берлинѣ; мы побудемъ на вокзалѣ и въ Парижъ поѣдемъ. Намъ не нужно вашей гостинницы, — отвѣчала Глафира Семеновна.

— Тогда я не могу дѣлать вашъ коминссіонъ. Я служу въ готель.

Швейцаръ сухо протянулъ квитанцію обратно.

— Да ужъ дѣлайте, дѣлайте! Выручайте багажъ и вещи! Мы поѣдемъ къ вамъ въ гостинницу воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Чортъ съ Глаша! Остановимся у нихъ въ гостинницѣ и переночуемъ ночку. Къ тому-же, теперь поздно. Куда ѣхать, на ночь глядя? Очень ужъ я радъ, что попался человѣкъ, который по-русски-то говоритъ, — уговаривалъ онъ супругу и прибавилъ швейцару. — Веди, веди, братъ, насъ въ твою карету!

Черезъ четверть часа супруги ѣхали по ярко освѣщеннымъ улицамъ Берлина въ гостинницу.

— Не поѣзжай къ нимъ въ гостинницу — ни подушекъ, ни саквояжей своихъ не выручили-бы и опять какъ нибудь перепутались-бы. Безъ языка бѣда, — говорилъ Николай Ивановичъ, сидя своихъ вещей.

XIII

— Ну, ужъ ты какъ хочешь, Николай Ивановичъ, а я здѣсь въ Берлинѣ больше одной ночи ни за что не останусь. Чтобъ завтра-же въ Парижъ ѣхать! Съ первымъ поѣздомъ ѣхать, — говорила Глафира Семеновна — Нѣмецкая земля положительно намъ не во двору. Помилуйте, что это за земля такая, гдѣ куда ни сунешься, навѣрное не въ то мѣсто попадешь.

— Да ужъ ладно, ладно, завтра поѣдемъ, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Пиво здѣсь хорошо. Только изъ-за пива и побывать стоитъ. Пива сегодня попьемъ въ волю, а завтра поѣдемъ.

— Я даже и теперь-то сомнѣваюсь, туда-ли мы попали, куда слѣдуетъ.

— То-есть какъ это?

— Да въ Берлинъ-ли?

— Ну, вотъ! Какъ-же мы иначе багажъ-то нашъ получили-бы? Какъ-же забытые-то въ вагонѣ саквояжи и подушки выручили-бы? Вѣдь они до Берлина были отправлены.

— Все можетъ случиться.

— Однако, ты видишь, по какимъ мы богатымъ улицамъ ѣдемъ. Все газомъ и электричествомъ залито.

— А все-таки ты спроси у швейцара-то еще разъ — Берлинъ-ли это?

Николай Ивановичъ поднялъ стекло кареты и высунулся къ сидящему на козлахъ, рядомъ съ кучеромъ, швейцару.

— Послушайте… Какъ васъ? Мы вотъ все сомнѣваемся, Берлинъ-ли это?

— Берлинъ, Берлинъ. Вотъ теперь мы ѣдемъ по знаменитая улица Unter ben Linden, Подъ Липами, — отвѣчалъ швейцаръ.

— Что-жъ тутъ знаменитаго, что она подъ липами? У насъ, братъ, въ Петербургѣ этихъ самыхъ липъ на бульварахъ хоть отбавляй, но мы знаменитыми ихъ не считаемъ. Вотъ Бисмарка вашего мы считаемъ знаменитымъ, потому въ какой журналъ или газету ни взгляни — вездѣ онъ торчитъ. Гдѣ онъ тутъ у васъ сидитъ-то, показывай. Въ натурѣ на него все-таки посмотрѣть любопытно.